«Днем маркетолог, ночью — грузчик»: как я подрабатывал на сортировочном складе маркетплейса

На майские праздники я вышел на сортировочный склад маркетплейса в ночную смену. Это была не маркетинговая активность, не промо-акция, не ресёрч для клиента. Это была подработка.

Я — руководитель отдела маркетинга в московском фитнес-клубе. Хожу в офис в костюме и галстуке, веду встречи, выбираю шрифты, считаю ROI рекламных каналов, составляю медиапланы. Но до первой зарплаты было ещё далеко, а на карточке — близко к нулю. Я открыл приложение, записался на смену, и в назначенный час оказался на просторном складе под холодным светом ламп, куда запрещено проносить телефон и где единственный звук — это «пики» терминалов сбора данных.

Меня поставили на «размещение». Это значит — берёшь товар с поставки, сканируешь, смотришь адрес, везёшь к нужной палете, правильно укладываешь, как в Тетрисе, сканируешь палету, возвращаешься. Вроде просто, но ритм странный: работы в этот день было мало, а людей много. Большую часть времени мы просто стояли у зоны приёмки. В таких паузах тишина становится особенно тяжёлой. Кто-то болтал. Кто-то сидел. Я — переваривал унижение.

Когда-то я гордился тем, что могу не смотреть на ценник в «Перекрёстке». Сейчас стою в ночи между палет с кошачьим кормом и думаю, сколько я уже натаскал. 970 рублей за 8 часов. А в приложении перед сменой было написано — «примерно 13 000».

Новую тележку мне дала женщина лет 50. Увидела, что моя с задубевшими колёсами, и принесла поудобнее. Мы с ней перекинулись парой фраз — всё, что помню:

• — Мы тут уже час стоим, и ничего.
• — Тысячу рублей уже сделали?
• — Да куда там…

Рядом было много молодых. Многие не говорили по-русски. Парень лет 22 с Кавказа рассказал, что отслужил по контракту, но нормальной работы пока не нашёл. Теперь ездит по складам, где есть свободные слоты. Слоты — это слово, которое ты начинаешь слышать очень часто. Это не просто рабочий день. Это другой мир.

Некоторые работали с огоньком — хватали тележки быстрее, лезли в приёмку, чтобы урвать побольше. Каждый обработанный товар — это рубль. Или два. Или пять. Твоя зарплата зависит от количества операций. Здесь не платят за время. Платят за активность. Ты — счётчик. Пчела в серой робе со светоотражающими полосками.

Я смотрел на всё это и ловил себя на мысли, что мой офисный лексикон здесь никому к чертям не нужен. Здесь никто не скажет «визуал», никто не спросит «какой у нас tone of voice». Здесь говорят просто: «Сколько уже напикал?» или «Это на хранение».

Охрана и старшие смены — отдельный мир. Надменность, усталость, подозрительность. Мне было неприятно с ними взаимодействовать, но я заметил: простая вежливость их обезоруживает. «Спасибо», «пожалуйста», «здравствуйте» — и вдруг они смотрят на тебя чуть мягче. Не как на чёрную футболку в толпе, а как на человека.

Не всем везёт. Девушкам особенно. Я видел, как охранник при досмотре шлёпнул одну металлоискателем по заднице. Видел, как парни в коридоре свистели вслед другой. Склад — не место для феминизма. Тут и человечность — роскошь. И я не герой, не вступился. Я просто подумал: «Как же всё это стрёмно».

К восьми утра, когда смена должна была заканчиваться через три часа, я открыл терминал, чтобы посмотреть, сколько напикал. 970 рублей. За 8 часов. Меня начало мутить. От недосыпа, от стыда, от злости. Я подошёл к пункту досмотра, где стоит охранница:

• — Мне очень нужно в туалет, но я нигде не вижу старшего смены. Пожалуйста, выпустите меня.
• — Вы нигде не смогли найти старшего?
• — Я сейчас обрыгаюсь, и мне очень не хочется делать это в операционной зоне.

Она молча нажала кнопку. Турникет щёлкнул. Я вышел, схватил свой рюкзак из незакрывающегося шкафчика в раздевалке и больше не вернулся.

А потом подумал — «Это и есть реальность». Реальность, в которой мой любимый напиток на летней веранде вдруг стоит 1300 рублей. Где поход в бар — это событие, а не пятничная традиция. Где друзья спрашивают: «Ого, ты решил отпустить волосы?» А ты отвечаешь: «Мне просто не хватает денег на барбера». Где мы все вроде бы доросли до среднего класса, а потом нас тихо и быстро столкнули обратно вниз.

Я искал работу три месяца. Отклики, звонки, собеседования, тестовые задания — тишина. И ты вроде бы всё умеешь, ты не дурак, не начинающий. Но чувствуешь себя лишним. Как будто на этом рынке труда для тебя больше нет места.

И вроде ты всё ещё в Москве. Всё ещё пьёшь айс латте с банановым сиропом. Всё ещё выбираешь между 14 и 16 pt в презентации. А потом бац — и ты на складе, тащишь мешок кошачьего наполнителя, а в голове мысль: «Неужели это теперь правда?»

Я пишу это не потому, что хочу пожаловаться. И не потому, что меня кто-то заставил. Я просто больше не могу молчать, когда вижу, как вся эта глянцевая, лощёная Москва начинает медленно оседать под землю. Мы все перестаём жить, потому что надо выживать.

И самое стрёмное — не то, что ты идёшь на склад. А то, что ты всё больше привыкаешь к мысли: «Это нормально». Что ты как бы соглашаешься. Что ты говоришь «спасибо-пожалуйста», даже когда хочется сказать совсем другое. И надеешься, что оно как-нибудь само рассосётся. А оно не рассасывается.

Потому что, правда в том, что я больше не вайбую в этой экономике.