«Не могли поступить иначе»: как мы с му­жем стали родите­лями для 15 детей

У нас есть и кровные, и приемные дети. Все они — наши.

Имена в статье изменены, потому что некоторые дети не любят вспоминать период нахождения в детском доме. Расскажу, как мы с супругом стали многодетными приемными родителями и как преодолеваем трудности.

Я выросла единственным ребенком в семье и мечтала о сестренке или братике. Мне хотелось детской тусовки, которой дома не было, поэтому я всегда окружала себя друзьями.

У мужа трое родных братьев. Становиться многодетным отцом он не планировал, но судьба свела его со мной, а я хотела родить двух детей и еще одного усыновить. Мечта об усыновлении тоже из детства. Когда мне было лет шесть-семь, я подружилась с соседскими братом и сестрой. Они были из такой семьи, про которую сейчас говорят «в трудной жизненной ситуации» и «социально опасном положении». Когда я бывала у них дома, видела, как тяжело им приходится.

Однажды мальчик пришел ко мне в слезах и сказал, что сестру забрали в детский дом, а он убежит и украдет ее. Больше я его не видела. На тот момент мне было лет десять, и на меня это произвело сильное впечатление. Я решила: когда вырасту, обязательно буду помогать таким детям.

Также в детстве я частенько забирала с улицы бездомных собак, защищала соседского мальчика с синдромом Дауна  , когда его пытались обижать, и мечтала быть воспитательницей в детском саду. Правда, в итоге пошла на истфак.

Когда я вышла замуж, рассказала мужу о своих планах на родительство. Он поддержал. Мы построили дом в Пензе, где оба жили, и родили двоих детей. У меня и у супруга был небольшой бизнес. Жизнь шла своим чередом. Мысль со временем взять приемного ребенка меня не покидала.

Сейчас достаточно набрать в поисковике «как стать приемным родителем» или что-то вроде этого — и получишь много информации. В 2009 году все было гораздо сложнее: ни специализированной литературы, ни школ приемных родителей — ничего. При этом детские дома были. Я нашла какой-то сайт, куда писали мамы, взявшие приемных детей, и читала их истории, примеряла на себя.

Так как у нас были финансовые возможности, решили, что будем помогать детским домам чем можем. Кто-то рассказал, что в пензенском детдоме есть театральный кружок и там планируют поставить спектакль «Золушка» — нужны платья. Я связалась с руководителем этого кружка, взяла свой свадебный наряд, собрала платья у подруг и отвезла.

Так познакомилась с девочками, которые были заняты в постановке. Особенно мне запомнилась Ирина, ей было лет 16. После спектакля она взяла меня за руку и повела в свою комнату. Мы начали тесно общаться.

Наша разница в возрасте составляла всего 14 лет, и я относилась к ней как к младшей сестре. Мы пообщались какое-то время, а потом я пригласила ее в гости на Пасху. Дети оказались в восторге друг от друга. Мы стали забирать Ирину на выходные и оформили гостевой режим  . Тогда мы с мужем даже не думали о том, чтобы принять в семью подростка.

Когда Ирине исполнилось 18, директор детского дома позвонил мне и сказал, что девушке негде жить и ее планируют отправить к тете. Отношения Ирины с этой тетей были крайне сложные. Я рассказала об этом мужу, и он заявил, что, конечно же, мы возьмем девочку к себе. Какое-то время она пожила у нас, а потом вышла замуж, переехала, и сейчас у нее замечательная семья и трое детей.

С Ириной было настолько легко, что я думала: так же будет и с приемным ребенком. И мы взяли Настю. Ей было три года.

Настя светленькая, голубоглазая, хорошенькая. Я представляла, как буду завязывать ей бантики, а она будет такой же спокойной, как мои дети. Но я ошибалась: она оказалась маленьким чертенком, и наша жизнь перевернулась с ног на голову.

Настя могла разбросать еду или, к примеру, забежать в туалет и высыпать стиральный порошок в унитаз или раковину. Она роняла мебель, царапала ножницами экран телевизора. Делала такие вещи, которые я и представить не могла. При этом с интеллектом у нее все в порядке. Не помогало ни мое высшее педагогическое образование, ни опыт родительства. Тогда я ничего не знала о том, как воспитывать ребенка с тяжелым травмирующим опытом. Мне казалось, что я успешно справлюсь с этой задачей, что сложностей возникнуть не должно.

В итоге я наделала кучу ошибок: пыталась что-то объяснять, повышала голос. Меня бесконечно мучило дикое чувство вины, я считала себя ужасной приемной матерью и периодически убегала в другую комнату, чтобы поплакать. Но, несмотря на все трудности, мы даже не думали о том, чтобы девочку вернуть.

Я стала искать информацию о том, как скорректировать поведение и наладить отношения. Пошла в городскую администрацию и предложила организовать клуб приемных родителей. Объяснила, что взяла ребенка, с которым мне тяжело, и что таких, как я, много. После этого меня пригласили в совет женщин при главе города, которым я какое-то время руководила. Мы организовали клуб приемных семей хотя бы для того, чтобы раз в неделю поплакаться друг другу о своих трудностях.

Возвращение к кровному родителю. Мы устроили Настю в детский сад, начали друг к другу привязываться все сильнее. Я читала книги и статьи про приемных детей, слушала вебинары. И вдруг, через 2,5 года, появился ее папа, который до этого находился в местах лишения свободы. Заявил, что хочет, чтобы ребенок жил с ним. Ее старшего брата он уже забрал из системы. Как оказалось, дети проживали в разных организациях для детей-сирот, поэтому о брате Насти мы толком ничего не знали.

По закону мы ничего не могли сделать. Встречались, уговаривали оставить девочку, но он стоял на своем. Тогда мы попросили организовать мягкий переход, чтобы Настя привыкла к отцу постепенно. Договорились, что какое-то время будем устраивать для них встречи на нейтральной территории — в парке или кафе, а я обязательно буду присутствовать. Дома разговаривали с Настей, старались преподнести случившееся в позитивном ключе. Чуть позже она уже тянулась к отцу сама. Однажды сказала: «Как повезло, что у меня целых два папы!»

Я до сих пор считаю, что надо утвердить регламент передачи ребенка из приемной семьи в кровную. Такие случаи бывают часто, а никакого документа, по которому нужно действовать в интересах ребенка, нет. И это очень большая проблема.

Возвращение в нашу семью. Какое-то время мы поддерживали отношения, а потом я перестала звонить. Подумала, что там своя семья и не стоит в нее лезть — наверное, все хорошо.

Через год на меня вышла бабушка Насти и сказала, что дети брошены и буквально голодают. Настаивала, чтобы я приехала и помогла. На следующее же утро я села в машину и отправилась к девочке. Настя жила в области, примерно в 70 км от Пензы.

Выяснилось, что заботу о детях папа поручил бабушке, а у той проблемы с сердцем. Однажды ее увезли в больницу, и дети несколько дней находились в доме одни. При этом Насте на тот момент было шесть с половиной лет, брат на несколько лет старше. А через улицу, буквально в двух домах, жил инспектор опеки.

Я сказала бабушке, что заберу Настю и поговорю с ее отцом. Она была не против. Я предупредила органы опеки. С папой мы позже созвонились, и он написал официальный отказ от ребенка. Так мы стали для Насти приемными родителями  .

В то время случился финансовый кризис, и мне пришлось закрыть бизнес. Было непросто. К тому же мы получили большой откат в поведении ребенка, и, наверное, около года ушло на реабилитацию. Понимая, что Настя еще раз прошла через травмирующий опыт, мы запаслись терпением и поддержкой специалистов. Постепенно все вернулось в норму.

Однажды я нашла в Пензе общественную организацию «Благовест». Ее волонтеры летом брали подростков из детского дома на гостевой режим. Это был 2013 год. Малышей из детдомов забирали уже охотно, а подростков — нет. Моя знакомая, которая тоже помогала одному ребенку, сказала, что с ним в комнате живет другой мальчик, ему 12 лет и он очень хочет в семью. Мы с мужем тоже стали волонтерами в детдоме, и к нам начал приезжать Артем.

У Артема есть родная сестра, на год старше. Мы оформили гостевой режим и для нее. Потом не смогли оставить их друга, ему было 13. Затем появились Ваня и Маша — 16 и 14 лет. Все это в течение года.

Я думала, что с подростками будет легче: взрослые люди, все понимают. Но сильно заблуждалась. Во-первых, у меня не было опыта воспитания детей подросткового возраста. Во-вторых, все пятеро пришли к нам из одной системы, и для них мир взрослых казался враждебным. Детям было непросто нам довериться. Пришлось завоевывать родительский авторитет.

Воспитание. То, что еще недавно мы были для этих подростков вожатыми в волонтерских проектах, а теперь стали родителями, семьей, со своими законами иерархии, кажется, усложняло ситуацию. Выручали частые беседы, иногда выматывающие. Приходилось объяснять, казалось бы, понятные вещи: что в семье важно соблюдать правила и должны быть границы, что главные — папа и мама и с нами можно поговорить, если есть трудности. Повторять, что причинять вред друг другу — значит в очередной раз расстраивать маму, ведь каждый из них — часть нашей семьи.

Быт. Муж работал с утра до вечера, чтобы нас прокормить, а я занималась домом и детьми. Пришлось выстроить целую систему управления домашними делами с привлечением наших подростков. Тут пригодился опыт менеджерской работы.

Однажды я сказала: «Ребята, я очень устаю. У нас большой дом. Мне одной сложно со всем справляться. Давайте вы тоже возьмете на себя часть дел». И мы вместе придумали график дежурств, распределив обязанности по силам каждого.

Я взяла на себя функции закупки продуктов, приготовления пищи и стирку. Уборку предложила распределить между старшими детьми. В детском доме я видела графики дежурств и знала, что дети приучены к уборке.

Решили, что в своей комнате ребята будут договариваться о дежурстве сами, но раз в неделю я буду проверять, чтобы там был порядок. График нужен был для гостиной, кухни и прихожей, то есть в зонах общего пользования. Например, по кухне я предложила такой вариант: дежурство раз в пять дней с освобождением в этот день от любой другой домашней работы. Что означало дежурство на кухне? Сложить посуду в посудомоечную машину, потом вытащить, протереть рабочий стол после приготовления пищи, пропылесосить и помыть пол к вечеру.

Те, кто не дежурит на кухне, должны были в этот день делить между собой остальные зоны. Кому-то доставалось пропылесосить коридор, кому-то — гостиную и так далее. Ребята согласились.

Конечно, не всегда все было гладко. Кто-то мог пожаловаться: «Сегодня плохо подежурили. Почему я должен завтра делать двойную работу?» Когда такие жалобы стали частыми, мы опять сели все обсуждать, и дети сами предложили выход: тот, кто плохо подежурил, снова убирается на следующий день. Однажды сын дежурил пять дней подряд, после чего пришел и сказал: «Мама, я понял: лучше сделать один день хорошо, чем пять дней плохо».

Потихоньку мы выстроили систему. Тем не менее я и сейчас говорю родителям, что не стоит повторять наш «подвиг». Мы приняли пятерых подростков в семью в течение года, то есть времени на адаптацию каждого из них не было. Но тогда мы просто не могли поступить иначе.

Взаимоотношения между детьми. Между кровными и приемными детьми проблем никогда не было, а вот между приемными были, и это стало для меня открытием. Они часто ссорились, обзывали друг друга. Приходилось разбираться и помогать выстраивать отношения. Особенно сложно мне было в моменты, когда родные люди — брат и сестра — открыто враждовали между собой.

Так что не стоит ожидать, что брат и сестра будут любить друг друга. Не всегда. Тяжелый опыт накладывает свой отпечаток.

Со временем я стала много заниматься общественной деятельностью, самообразованием. Ездила на конференции, помогала устраивать детей из детского дома в семьи.

Однажды в очередной раз поехала в организацию для детей-сирот и увидела мальчика месяцев восьми. У него были огромные синие глаза, и он беспомощно лежал. Медсестра сказала, что он до сих пор не сидит, никогда не пойдет и у него есть инвалидность, следовательно, вряд ли его кто-то возьмет в семью. Я пообещала, что мы обязательно найдем для него родителей. И начала искать.

Быстро это сделать у меня не получилось. А потом к нам вернулась Настя, и я вплотную занялась ее реабилитацией и оформлением документов.

Мы с мужем решили больше не брать приемных детей, а попробовать родить еще одного. Мне было 36 лет — вроде подходящий возраст. Но не вышло.

Тогда я, вспомнив про этого мальчика, предложила его усыновить  и дать ему свою фамилию. Позвонила руководителю дома ребенка. Та рассказала, что вскоре после того, как я взяла мальчика на руки и заявила, что семья найдется, он сел, а потом пошел — будто в него кто-то поверил. Добавила, что есть кандидат, который хочет его взять. Я порадовалась за малыша, и мы начали искать другого.

Но ни к кому не лежала душа, и через какое-то время я снова поинтересовалась у руководителя дома ребенка, как там этот мальчик. Она рассказала, что кандидаты в родители от него отказались из-за инвалидности и шансы на устройство в семью минимальны. Тогда мы решили его усыновить, и у нас появился Дима.

В три года мы поехали с ним к неврологу, первоначальный диагноз сняли. Врач сказала, что мальчик развивается нормально. Правда, у него оказались другие проблемы со здоровьем, тоже серьезные.

В 2013 году я стала председателем совета представителей общественных объединений семей, воспитывающих детей, оставшихся без попечения родителей. Тогда совет работал при Минобрнауки РФ. Начала выступать на форумах, меня часто приглашали в Москву, и мы с мужем поняли, что хотим туда переехать. На тот момент некоторые дети уже выросли и собирались поступать в колледж, кто-то хотел остаться в Пензе, потому что там были кровные родственники. Мы не настаивали на переезде с нами. В итоге двое из девятерых остались в Пензе, чтобы учиться.

Знакомые показали хорошее место, где можно купить участок в Подмосковье. Так как оставшиеся в Пензе дети жили уже отдельно, мы продали дом, сняли трехкомнатную квартиру на новом месте, купили землю и заказали домокомплект. Муж строил дом сам. Старший сын помогал, когда приезжал на летние каникулы.

Нас пригласили поучаствовать в проекте поддержки приемных семей в Москве. Участникам проекта предоставляют комфортную квартиру в столице и хорошую материальную поддержку. Но оказалось, что для этого надо взять пятерых детей в течение трех месяцев, причем либо подростков, либо детей c инвалидностью. Мы уже понимали все сложности предстоящей адаптации, поэтому отказались.

Милена. Когда мы освоились на новом месте, я все больше стала погружаться в тему помощи детям с особенностями здоровья. И однажды нам предложили взять трехлетнюю девочку с синдромом Дауна. У нее было много сложных диагнозов, про нее часто писали СМИ, но желающие забрать ее в семью никак не находились.

Пообщавшись с ней, я поразилась эрудиции. Она была как ходячая энциклопедия: говорила чисто, ясно и много всего знала. В первый же день мы с мужем решили ее забрать. Так у нас появилась Милена, и приемных детей стало десять.

Кирилл. Мы уже не планировали брать детей, но как-то я увидела в соцсетях фотографию мальчика с синдромом Дауна. Когда познакомились с ребенком, оказалось, что он очень хорошо развит и нуждается в семье. Мы оформили гостевой режим, а по его окончании — опеку  .

Олег. Также в соцсетях я увидела фотографию еще одного малыша. Женщина писала, что пыталась стать для него приемной мамой, но все-таки возвращает в детский дом. Прежде всего я предложила ей в личных сообщениях свою помощь, но потом поняла, что решение уже принято. Мы забрали и этого мальчика. Сейчас ему восемь, у него сильная задержка развития, но это чудесный ребенок — добрый, ласковый, улыбчивый.

Света. Сложнее всего пришлось с последней удочеренной девочкой. Я работала в Центре помощи семье и детям в Москве, когда ее туда привезли. В шесть лет ребенок пережил три потери. Сначала ее бросила кровная мама, потом умер усыновитель, а затем от нее отказалась женщина, которая ее удочерила. Она вернула девочку, сказав, что та неуправляемая, ничего не слышит и у нее дикие затяжные истерики. Было понятно, что нужны родители с большим опытом.

Мы полгода искали для нее семью. Меня не покидала мысль, что кандидаты, которые захотят ее взять, спустя пару месяцев вернут ребенка, потому что не справятся — а еще одной потери психика девочки не вынесет. Посоветовавшись с мужем, мы решили ее удочерить. У нее была самая тяжелая адаптация.

К счастью, в последние полгода истерики стали реже. Понимаю, регрессы еще будут — так работает травма, — но тем не менее вижу: она поверила, что мы ее не оставим, что мы те самые взрослые, кому можно доверять. Девочка очень общительная, всегда в движении, любит внимание и ласку, красивые наряды и вкусные блюда, которые охотно помогает готовить.

Некоторые считают, что приемных детей берут ради выплат. Возражу: в Пензе поддержка государства была минимальной. Так, в 2013 году на каждого подростка мы получали около 8000 ₽ в месяц, а ведь надо было не только кормить, но и одевать, покупать гаджеты и многое другое.

Мы постоянно ловили распродажи, плюс нам хорошо помогали благотворительные фонды, но все равно мужу приходилось много работать. В Московской области государственная поддержка приемных родителей гораздо лучше.

Сейчас с нами семеро детей, остальные выросли и живут самостоятельно. С кем-то часто созваниваемся, с кем-то общаемся чуть реже. Некоторые живут рядом. Но мы всегда готовы их поддержать.

Муж — по-прежнему юрист. Я в основном занимаюсь домом, общественной деятельностью и психологической помощью родителям: окончила магистратуру с отличием и теперь я педагог-психолог. Как председатель Союза приемных родителей тесно взаимодействую с аппаратом уполномоченного по правам ребенка при президенте РФ. Еще у меня есть телеграм-канал, где я рассказываю о своем опыте воспитания приемных детей, время от времени приглашаю тематических специалистов для прямых эфиров.

Сотрудничаю с фондом «Измени одну жизнь». Недавно у нас стартовала ресурсная группа для приемных родителей, дети которых проходят адаптацию. Провожу консультации, где делюсь не только теоретическими знаниями, но и собственным опытом. Рассказываю про стратегии выхода из разных проблемных ситуаций. По себе знаю, что, когда узнаешь себя в какой-то истории, становится чуть легче: раз другой родитель справился, значит, смогу и я.

Порой мне приходится непросто. Но у меня есть мощная поддержка в виде семьи, а еще на связи со мной всегда два психолога. Это меня поддерживало и поддерживает до сих пор.