Почему в развитых странах падает рождаемость: объяс­нение нобелевского лауреата

С 1970-х годов демографический спад наблюдается почти по всему миру.

Лауреат Нобелевской премии Клаудия Голдин  проанализировала данные за последние 100 лет по 12 развитым странам Европы, Азии и Северной Америки, чтобы разобраться в причинах.

Вот какие выводы она сделала.

Для сохранения численности населения на одном уровне совокупный коэффициент рождаемости  должен быть около 2,1. Сегодня в мире эта цифра равна 2,27 только за счет стран вроде Нигерии. Большинство же государств Европы, Азии и Северной Америки за последние десятилетия прошли через резкое сокращение рождаемости. Причем особенно быстро этот процесс шел в странах с высоким уровнем доходов.

Голдин считает, что снижение началось задолго до появления современных методов контрацепции или демографических стратегий государств. Уже к середине 20 века в большинстве стран женщины стали рожать меньше: если в конце 19 века в Европе и США они имели в среднем 4—5 детей, то к середине 20 века — только двоих. Это происходило на фоне снижения детской смертности и роста ценности образования и качества жизни. Рождение каждого очередного ребенка стало требовать больше времени, усилий и инвестиций.

К 2020-м годам показатель рождаемости в Южной Корее, Японии, Италии, Испании и Греции снизился до 1,3 на одну женщину — уровень, при котором население сокращается даже с учетом миграции. Это исторический минимум для развитых стран.

Клаудия Голдин разделила страны на две группы: в одних экономика совершила скачок после длительного застоя, в других — росла плавно.

📈 В странах, переживших экономический подъем, например Испании, Италии, Корее, Японии, наблюдался демографический спад. Происходила массовая урбанизация и внутренняя миграция: люди переезжали из деревень в города, где менялся привычный уклад жизни. При этом ценности, нормы и повседневные ожидания, связанные с семьей, не поспевали за экономикой.

В обществах, где традиционно ожидалось, что женщина будет нести основную нагрузку по дому и детям, быстрые перемены привели к внутреннему конфликту. Женщины стали получать образование, строить карьеру и стремиться к независимости. При этом они оставались главной фигурой, которая заботится о семье.

Мужчины в таких странах продолжали опираться на традиционные модели семьи, в то время как женщины пытались встроиться в современную экономику. Это порождало противоречие и привело к тому, что все больше женщин откладывали рождение детей или отказывались от многодетности: им не хватало на все сил.

➡️ Страны с более плавным и непрерывным экономическим развитием, такие как Швеция, Франция, Германия, США и Великобритания, тоже прошли через снижение рождаемости, но оно было менее резким. Благодаря постепенным изменениям в культуре, более равномерному распределению домашних обязанностей и устойчивым институтам социальной поддержки семьи в этих странах смогли адаптироваться к новому образу жизни без резкого отказа от родительства.

Один из центральных выводов Клаудии Голдин — различие в репродуктивных установках мужчин и женщин. По мере того как экономика растет и женщины получают больше возможностей для образования и карьеры, их представления о семье меняются. Они реже хотят заводить больше одного ребенка, так как понимают: это чревато потерей времени, дохода, карьерных перспектив и, в случае развода, экономической уязвимостью.

Мужчины же в странах с резким экономическим ростом чаще сохраняют приверженность традиционной модели семьи, где жена берет на себя основную нагрузку по уходу за детьми и ведению домашнего хозяйства. В таких странах, как Корея, Япония, Италия или Испания, мужчины тратят на домашние дела в среднем на два-три часа в день меньше, чем женщины.

Когда взгляды родителей сталкиваются, реальное число детей в семье определяется скорее женской установкой — особенно если мужчина не готов делить с ней ответственность.

США, Франция, Германия, Великобритания, Швеция и Дания прошли через модернизацию и рост женской занятости, но сумели сохранить более высокий уровень рождаемости по сравнению с другими странами. Одна из причин этого — распространение модели двухкарьерных семей, в которых оба партнера работают и делят заботу о детях и быте.

Такие отношения требуют большей гибкости, согласованных ожиданий и более равного распределения домашней нагрузки. В обществах, где экономические и культурные изменения шли параллельно, у мужчин и женщин было время перестроиться и договориться о новых ролях в семье.

В странах с более равномерным распределением домашнего труда между полами — например, в Швеции или Франции — мужчины тратят на дом и детей почти столько же времени, сколько их партнерши. Это снижает давление на женщин и позволяет им совмещать материнство и карьеру. В результате уровень рождаемости остается стабильно выше — в среднем 1,7—1,9 ребенка на женщину.

Кажется логичным: если государство будет больше помогать семьям — пособиями, налоговыми льготами, бесплатными детсадами, — рождаемость должна вырасти. Но данные, на которые опирается Голдин, показывают: сами по себе финансовые меры работают слабо, если не меняется распределение ролей в семье.

Во многих странах с крайне низкой рождаемостью — например, в Японии, Южной Корее и Италии — действуют масштабные программы господдержки. Так, в Японии отцам полагается более 30 недель оплачиваемого отпуска по уходу за ребенком. Молодые пары получают субсидии на жилье, а с 2022 года государство начало компенсировать расходы на ЭКО. Несмотря на это, уровень рождаемости в Японии остается одним из самых низких в мире — 1,36 ребенка на женщину.

Голдин объясняет это тем, что в таких странах женщины по-прежнему несут основную нагрузку по уходу за детьми, тогда как мужчины редко берут отпуск, на который формально имеют право. Финансовая поддержка не компенсирует женщине усталость, потерю времени и ограниченные карьерные возможности.

В странах с более высоким уровнем рождаемости — Франции, Швеции и Дании — государственная помощь встроена в более широкую культурную норму. Здесь естественно, что оба родителя берут отпуск, а участие отца в жизни ребенка не считается исключением из правил. И женщины не обязаны выбирать между карьерой и семьей, потому что партнер — полноценный соучастник.

По словам Голдин, изменить ситуацию может только одно — активное участие отца в жизни ребенка и заботе о семье. Когда мужчины не просто хотят детей, а готовы делить с женщиной обязанности и риски, рождаемость может начать расти. Автор называет это «достижением договоренности»: если партнеры приходят к согласию по поводу роли каждого в семье, выше шансы, что они заведут ребенка — и не одного.

Этому могут способствовать механизмы поддержки мужчин как отцов: гибкий график, оплачиваемый отпуск по уходу за ребенком, общественные нормы, в которых участие мужчины в быту — это не подвиг, а норма. Здесь важна не только политика государства, но и «социальный капитал» — то, как ведут себя другие отцы вокруг.

Высокая рождаемость — это не только про деньги, но и про партнерство. Без него женщины не готовы нести нагрузку родительства в одиночку — особенно в условиях современной экономики.