Мы восстановили разрушенные дома бывшей земской больницы Сольвы­чегодска и сдаем их туристам

С 1890 года в Сольвычегодске в деревянных зданиях работала больница. В 2012 году ее закрыли, а дома бросили. Мама решила выкупить их и восстановить.

Мой дед, отец мамы, родился в Сольвычегодске, он был из семьи ссыльных белорусских кулаков. Мы туда часто ездили из Москвы на отдых летом или на Новый год. Маме нравится город, и она ездила туда чаще других, а однажды узнала, здания старой больницы будут сносить. И загорелась идеей выкупить их и отремонтировать.

Расскажу, как маме удалось восстановить здания, сохранив максимум исторического, и превратить их в гостевые дома и кто теперь приезжает к нам в Сольвычегодск.

Сольвычегодск — это городок в Котласском районе Архангельской области, где живут чуть меньше 2000 человек. Город очень древний: впервые упоминается в 1492 году, в Средние века был центром соляной промышленности, потом известным местом царской ссылки, куда отправляли Сталина и Молотова. Позже Сольвычегодск стал угасать.

Больница, которую хотела выкупить мама, построена по типовому проекту земских больниц 19 века. В то время строили такие учреждения для простого народа на деньги земства  . От больничного городка остались четыре корпуса. Местные рассказали, что раньше там работали терапевтическое, хирургическое, родильное отделение и рентген. То есть все самое нужное.

Это комплекс деревянных зданий, который до 2012 года так и функционировал как больница, и никто ничего особо не менял — как внешне, так и внутренне. С 19 века, как мы выяснили, появились лишь две-три новые перегородки. Проводили мелкие ремонты, а все остальное осталось в исходном виде.

Корпуса строились как больничные: коридор и палаты. Это идеальная планировка для гостиницы или гостевого дома.

Когда больницу закрыли, здания семь лет стояли бесхозные, их просто заколотили. В итоге больницу собирались сносить. Мама проходила мимо и увидела, как один корпус разбирают. Она поговорила с администрацией, и власти города объявили аукцион, на который никто не заявился.

Администрация начала снижать цену, как это предписывает закон, но все равно никто не проявлял интереса. В итоге назначили так называемый слепой аукцион, когда участники сами предлагают цену, но не видят предложений друг друга.

Мама узнала об этом и зарегистрировалась на торги. Нам бы не хотелось называть стоимость выкупа, но она очень невелика. Для примера: другой дом с участком в Сольвычегодске люди купили с торгов за 5000 ₽. Администрации с готовностью избавляются от таких объектов, поскольку от них одни проблемы: они портят облик улиц и порой просто опасны.

На торгах продавали отдельными лотами четыре здания с земельными участками. Мама купила два: корпус хирургии, он же «Земский дом», площадью 350 м² на участке 28 соток и рентген-отделение 112 м² на шести сотках. Еще два здания, бывшие терапевтическое и родильное отделения, выкупил другой предприниматель. Межевание уже было сделано за счет администрации, а оценка кадастровой стоимости — за счет новых владельцев.

Мама выяснила, что больница не входит в реестр объектов культурного наследия и другие подобные реестры, что существенно осложняло бы реконструкцию. Потребовались бы многочисленные согласования, а бюджет увеличился в разы.

Тут же была свобода: можно купить и делать что хочешь, вплоть до того, чтобы снести все и построить новое. Но мама решила не трогать исторический облик и восстановить все в том виде, как оно было раньше.

Мама увлекается дизайном интерьеров, и ей было важно сохранить разные пласты истории, которую хранили здания. Но перед началом ремонта предстояло решить несколько организационных моментов. Вот что сделали.

Перевели здания из нежилых в жилые. Комплекс числился как больничный, то есть по закону жить там было нельзя. В России до 2025 года не было понятия «гостевой дом», а под гостиницу в традиционном понимании этого слова наши дома никак не подходили: никто не разрешит открыть отель в деревянном доме с печками.

Требовалось переводить в жилой фонд, то есть оформлять здания как обычные жилые дома. Сдавать их потом никто не запрещает — это законно: можно жить самому, а можно пускать постояльцев за деньги.

Перевод делали одновременно с перепланировкой. В больничных палатах не было санузлов, поэтому ванные комнаты в номерах пришлось делать с нуля. Также запланировали общую постирочную.

Мама заказала проект, чтобы сделать дополнительные санузлы, и подала документы в местную администрацию. Они согласовали проект, мы выполнили работы, потом пришла комиссия и все проверила. Зданиям присвоили статус жилых и утвердили новую планировку.

Я не буду вдаваться в детали оформления документов, так как Сольвычегодск — маленький город, такие вопросы с подобными объектами здесь решаются просто в ручном режиме.

Нет никаких сложностей, вопрос больше в том, что чиновники часто боятся взять на себя ответственность. Мама сначала даже не могла подать заявление на перевод в жилое, но после встречи с главой администрации перевод был завершен за две недели. Кажется, все были рады, что глава лично распорядилась помочь и все так сложилось.

Нашли рабочих. У мамы нет строительного опыта, но она хороший администратор. Нужны были строительные бригады: разнорабочие для демонтажа старой отделки, шлифовальщики, маляры, сантехники и электрики. Надо было заменить старые окна и устранить проблемы с крышей, для этого тоже требовались толковые мастера.

Одновременно на объекте работали 8—10 человек, в основном удалось найти рабочих-универсалов, которые могут и крышу покрыть, и унитаз заменить. Мама знала о возможных трудностях и сразу ставила условие — полное отсутствие алкоголя. Не у всех рабочих получалось его соблюдать. До конца ремонта дошли лишь трое мужчин. Сейчас победители этого своеобразного кадрового отбора заняты на обслуживании наших домов и текущих ремонтах.

Составили план восстановления коммуникаций. Старожилы города помнят, что в больнице был колодец, а воду санитарки носили на огромном коромысле — брали его вдвоем, а по центру вешали бадью с водой. Так воду для пациентов добывали в войну и несколько лет после, а затем советская власть провела водопровод. Он все еще работает, но нестабильно, поэтому мама отказалась от него и нашла людей, чтобы пробурить скважину. Теперь только автономное водоснабжение, из кранов течет чистая вода.

Устройство канализации оставили как есть — она выведена в большой септик. Трубы заменили, так как все сгнило.

Основная работа предстояла с внутренними коммуникациями. Новые трубы прокладывали под деревянным полом.

Инженерными сетями целиком занимались рабочие, мама сильно не вникала в этот процесс. Главным для нее было, чтобы в итоге все функционировало как положено: была вода, канализация и безопасная проводка.

Решили, что делать с окнами и крышей. Многие окна были разбиты, часть рам пришла в негодность. Мама не стала сохранять то, что нельзя сохранить. Сейчас в одном гостевом доме пластиковые окна, а в другом, который сейчас ремонтируется, — сохранившиеся деревянные рамы с двух домов.

Изначально дома были покрыты фальцевой кровлей — это листовое железо со специальным замковым соединением. В советское время ее перекрыли шифером. К моменту покупки часть шифера тоже пришла в негодность. Поэтому заменили части, которые требовали этого.

Работы на крыше было много, так как пришлось восстанавливать, то есть заново складывать, печные трубы и выводить их наверх. Это девять печей и, соответственно, девять труб — об этом ниже.

Снаружи. Все дома в составе больницы были обшиты вагонкой — сложно поверить, но она так и держалась больше ста лет. Мы эти доски ошкурили, обработали грунтовкой, заново покрасили.

Проблемой стало то, что части вагонки не было — на фасаде зияли дыры. Выяснилось, что вагонку отрывали с фасадов, чтобы забить окна и таким образом законсервировать объект. Пришлось искать такие же доски по всей территории больницы, собирать их с земли, отрывать от окон, снимать что-то с хозпостроек и переставлять.

Изнутри. За 135 лет жизни домов на стенах скопилось множество слоев. Сначала они были покрашены масляной краской, в 70—80-е появилась плитка в операционной и процедурной. Где-то она была на полу и стенах, где-то — только на полу. Плитка порой кривенько положена, но это элемент истории здания, поэтому ее не стали обновлять, просто помыли — положена она советскими мастерами на крепкий раствор, так просто ее и не снимешь.

В некоторых местах буквально несколько плиток были расколоты, так что пришлось искать замены. Что-то рабочие обнаружили тут же в больнице, часть похожих плиток советского периода принесли местные жители. Сейчас есть даже несколько штук запасных.

Дезинфекция не требовалась, так как здания стояли семь лет бесхозные, а инфекционных корпусов здесь не было.

Полы были покрыты линолеумом. Его сняли и оголили обычный дощатый деревянный пол. Рабочие зашлифовали его, выровняли и покрыли защитными составами. Стало красиво и практично.

В «Земском доме» было девять печей, они ровесницы дома, сложены в 1890 году. Высота потолков — 3,6 м, и печи тоже очень высокие, а еще у них глубокие топки. Все они не работали, так как в 80-х в больницу провели центральное отопление и необходимость в печах отпала. Но их не снесли: было бы много пыли, а здание невозможно закрыть, это ведь больница. На тот момент просто не стали их трогать, так они и простояли.

У некоторых печей не было труб: однажды меняли крыши и снесли эти трубы, чтобы было проще класть кровлю. Отверстия для топки и отдушины были зацементированы, а сами печи закрыты листами оргалита. Рабочие отодрали листы, и оказалось, что все топки выходят в коридор, а тела печей неплохо сохранились. Мама позвала печника, чтобы восстановить их — в первую очередь для красоты, но и для обогрева помещений тоже.

Сначала был местный печник — его хватило только на три печки. Мама создала ему все условия: нужен песок — вот песок, нужна глина — вот глина, работай в своем графике, оплата без задержек. Но однажды работник просто исчез, перестал брать трубку. Видимо, надеялся, что придут к нему с поклоном, так как больше нанять там особо и некого.

Мама стала искать печников в Ярославле и Костроме и вдруг случайно наткнулась на молодого специалиста из соседнего города. Он с охотой взялся за заказ, мама сняла ему квартиру в Сольвычегодске, так как машины у него нет, а автобус ходит всего два раза в день.

С этим печником никаких проблем не возникло, от двух до пяти дней у него уходило, чтобы восстановить каждую печь, и еще он сложил новую печку во втором здании. За полтора месяца все сделал.

Когда печи ремонтировали, фронтальные части разобрали, и в конце встал вопрос о декорировании. Сначала хотели просто оштукатурить и побелить, но мама случайно нашла в Москве в магазине интересную плитку — продавалась она с большой скидкой, потому что была ликвидация коллекции. Мама купила с запасом, и плитка оказалась удачной.

Хотели поставить аутентичные чугунные дверцы, мама искала их на «Авито», но одинаковых в таком количестве не нашла. В итоге поставили современные дверцы со стеклом. Это оказалось удачным решением: огонь виден и, если одновременно топят семь печей в коридоре, смотрится очень эффектно.

Печи — это дополнительное отопление в межсезонье, а так они больше для атмосферы. В основном корпус отапливается обычными радиаторами, которые нагреваются от пеллетного котла.

Первые три года был самый простой дровяной котел, но с ним намучились. Вернее, не с ним, а с самими дровами: их надо привезти, напилить, наколоть, а это опилки, грязь, шум, плюс дрова постоянно свалены во дворе и портят всю красоту.

Сейчас котел топится пеллетами, а небольшой запас дров только для печек. В топку входят дрова по 70—75 см, это длиннее, чем обычно: русские печи делали в расчете на 50 см. Однажды гость расспрашивал про печи, услышал длину полена и говорит: «Так это же аршин!» Мама подняла документы земской больницы, и оказалось, что необходимое количество дров рассчитывали и правда в саженях и аршинах. Один аршин — 0,7112 м, длина руки от кончиков пальцев до плеча.

В печах мама научилась готовить, гостям дает завтрак, обед или ужин из печи. Это картошка или, например, каша, которая томится в горячей печи всю ночь. Кто-то из гостей назвал печь мультиваркой.

Еще в процессе демонтажа старой отделки рабочие находили предметы старины, которые мама распорядилась сохранить. Это были аутентичные медицинские емкости, старые газеты, немного мебели, которую еще можно было использовать.

Сначала к маме относились как к городской сумасшедшей, которая собирает всякое старье. Но со временем местные жители стали сами приносить исторические вещи из своих домов. Потом начали приезжать люди, которые имеют отношение к архитектуре и искусству, им это все было очень интересно — таким образом поток раритетных вещей стал еще обильнее.

Например, местные принесли старое зеркало. Внутри рамы мама нашла газеты и журналы 1917—1925 годов. Например, женский «Журналъ для хозяекъ» — «Космо» 1917 года.

Сейчас из четырех корпусов старой больницы открыт один — бывший хирургический, там семь «палат», переделанных под номера. Пока еще идет ремонт во втором корпусе, это будет скорее коттедж, который мама собирается сдавать одним зданием — например, семье на выходные.

К идее мамы все относились скептически. Однажды приезжало телевидение, сняли торжественный сюжет, а потом они выключили камеру и сказали: «Неужели вы на самом деле думаете, что это будет работать?» Постепенно отношение менялось. Сейчас жители Сольвычегодска воспринимают больницу как достопримечательность, водят сюда родственников как на экскурсию.

Стали приезжать туристы. Это люди из Москвы, Петербурга и Архангельска. В Сольвычегодске есть что посмотреть. Например, два больших собора, один из них в стиле строгановского барокко. Он выглядит как космический корабль. Там уникальный иконостас для своего времени, в итальянском стиле. Это большой красивый памятник.

Еще есть музей с крутой коллекцией древнерусской живописи и предметов церковного быта. Есть бальнеологический курорт, которому сто лет. Там сероводородные ванны — это единственный такой источник на Северо-Западе России — и еще грязи. Курсы лечения рассчитаны на 10—20 дней, жить можно как в санатории, так и в частном секторе.

Люди едут и познакомиться с бытом русского севера. Недалеко от больницы расположена мастерская местного жителя, который восстанавливает старинные лодки, работает с деревом. К нему тоже приезжие заходят.

Сейчас Сольвычегодск — это город, где можно отдохнуть примерно неделю. Дело больше просто в атмосфере города, здесь хорошо подышать аутентичностью, побыть и погулять в этом пространстве. На это и рассчитан мамин проект.

Например, приезжали из Москвы гости, которые прицепляли к поезду два заказных вагона, а у мамы снимали весь комплекс. Это было закрытое мероприятие с банкетным меню.

Приезжал американец Билл, профессиональный пилот воздушных шаров. В 1990 году он нелегально перелетел на шаре с Аляски на Чукотку, где прожил некоторое время. Биллу под 70, он много раз бывал в России.

Мама открыла первый гостевой дом в 2021 году. Цена ремонтов сейчас уже больше 15 млн рублей — это оплата труда рабочих, материалов и оборудования. Ремонты еще идут, так что сумма не финальная. Для мамы это долгосрочные вложения, но еще больше — живое дело, которым она увлечена.

Сейчас мама живет в Сольвычегодске в обычной квартире, но почти все время проводит в старой больнице. Она зарегистрировала ИП, начала сама проводить экскурсии, продает сувениры. Ей удалось собрать команду надежных людей. В общем, это уже целый проект. Сложились хорошие отношения с администрацией, никаких препятствий они не чинят — наоборот, помогают.

Мама относит себя к Сольвычегодску и чувствует, что жители приняли ее. Эти дома — часть города. Они бы так и разрушились, как тысячи других подобных зданий в России, и это просто случайность, что мама обратила на них внимание. Одно здание уже успели разобрать на дрова, но все удалось остановить, и теперь в городе есть еще один интересный объект.