«Не считал, скольких детей спас»: я рабо­таю в реанимации для новорожденных

Уже почти десять лет тружусь в Областном перинатальном центре Оренбурга.

Я неонатолог в реанимации: вместе с коллегами мы выхаживаем недоношенных малышей и младенцев с патологиями. А еще я главный внештатный специалист-неонатолог областного министерства здравоохранения и партнер фонда «Жизнь как чудо»  в своем регионе — делаю с ним общее дело. Расскажу, почему выбрал эту профессию, как спасал новорожденных в красной зоне ковидного госпиталя и что кажется мне самым трудным.

Я родился в 1991 и вырос в селе Константиновка Оренбургской области. Захотел стать врачом еще в школе. Папа был фермером, но отучился на ветеринара и иногда лечил животных, а мне было интересно ему помогать.

Мой старший брат поступил в Оренбургскую медицинскую академию. В отличие от своих друзей, он приезжал в деревню редко и рассказывал, что учиться сложно и занятий много. Это меня и привлекло: решил, что никуда больше поступать не хочу.

В 2009 году я попал на педиатрический факультет. Учеба была насыщенной и интересной, хотя и правда сложной. Планировал стать детским хирургом, но когда собирался в интернатуру, в Оренбурге начали строить областной перинатальный центр. В него набирали молодых специалистов, и в 2015 году мы с одногруппниками пошли на практику.

В первый же день попали в реанимацию новорожденных. Нас тепло встретили: неонатолог-реаниматолог — узкая специализация, и в этой сфере всегда кадровый голод. Многие одногруппники не захотели работать с младенцами из-за того, что это непросто, а я остался. Меня впечатлило, что весь коллектив горел работой и не отходил от малышей.

Врачи делали множество сложных, казавшихся невероятными манипуляций. Они научили меня всему, прежде всего — работать, несмотря ни на что, даже когда нет сил. Иначе ничего не получится.

У реаниматологов восемь суточных смен в месяц, но из-за дефицита кадров многие работают больше, чем на одну ставку. Выходит до 10—12 дежурств в месяц — почти сутки через сутки.

Смена проходит интенсивно. Нужно следить за состоянием малышей и выполнять назначения: давать лекарства и проводить процедуры. По запросу помогаем в родильном зале или операционной. Нередко врачи проводят не одни сутки у кувеза  тяжелого пациента, некоторые даже спят рядом, прямо на полу. Еще важно заполнить медицинскую документацию. Когда не успевал, уходил домой не с утра, а только ближе к обеду.

Также реаниматологи после смен дежурят в реанимационно-консультативном центре, который работает с 2019 года. Находишься дома, но в любой момент могут позвонить и вызвать в другой город, чтобы помочь младенцу на месте или доставить его в больницу — оренбургскую или федеральную. Иногда вместе с пациентом летим на вертолете или самолете в другие города.

В 2022 я стал заместителем главного врача, и сейчас моя работа — в основном организационная. Но у меня по-прежнему два-три дежурства в месяц, а пациентов осматриваю каждый день.

К нам попадают недоношенные младенцы и рожденные в срок, но с осложнениями или патологиями развития. В реанимации 18 коек, в среднем заняты до 12 из них. В 2018—2019 годах рождаемость была выше, и в отделении могло быть до 22 малышей. И на них — всего два, максимум — три врача.

С недоношенным ребенком нужно обращаться как с хрустальной вазой. Если неаккуратно взять его, резко повернуть или приподнять, это может привести к кровоизлиянию в мозг, инвалидности или смерти.

Важно обеспечить малышу максимально приближенные к утробе условия: в реанимации темно, тихо и влажно. Поэтому говорим вполголоса, не хлопаем дверьми, а общий свет включаем крайне редко — зажигаем лампу возле конкретного кувеза.

Младенцы, особенно недоношенные, — непростые пациенты. Здесь важен максимально индивидуальный подход с опорой на опыт и чутье. Стандартное лечение порой не работает с малышом или даже может навредить.

Так, крайне важны дозировки. Если для взрослого, как правило, не критична ошибка даже в два раза, то для младенцев исходя из веса высчитываем сотые и тысячные доли ампулы или таблетки.

Самым юным пациентам всего 22—24 недели с момента зачатия. Эти крохи умещаются на ладошке и весят чуть больше 500 граммов. Проводить манипуляции с таким хрупким существом крайне трудно — например, нужно установить катетер в вену, а диаметр ручки — с мизинец взрослого человека.

Малышей из отдаленных районов стараемся не транспортировать без крайней необходимости и оказываем помощь на месте. Лучше еще раз приедем сами, чтобы долго не везти кроху. В других больницах не всегда в наличии необходимая аппаратура, и приходится довольствоваться тем, что есть.

Особенно трудно, если рожающей маме тоже нужна медпомощь. Например, одной женщине требовалась операция из-за патологии сердца. Младенцу было еще рано появляться на свет, но продление беременности угрожало ее здоровью. Пришлось на одном наркозе проводить две операции: мы забрали малыша после кесарева сечения, а затем за дело взялись кардиохирурги.

Во время коронавируса мы принимали недоношенных детей прямо в красной зоне ковидного госпиталя. Манипуляции приходилось делать в комбинезоне, двух масках, респираторе и очках, которые постоянно запотевали.

Этот непростой разговор обязательно проводим с коллегой, потому что родители могут реагировать по-разному — например, упасть в обморок. Изредка отцы ведут себя импульсивно и могут наброситься на врача, но со мной такого не случалось.

В начале карьеры после смерти пациентов я ощущал себя разбитым. Пережить это помогла поддержка коллег. В нашем отделении все дети — общие, мы отвечаем за каждого и воспринимаем потерю как совместную. Анализируем все неудачи и приходим к выводу: сделали все, что могли. Увы, у некоторых пациентов нет шансов, хотя мы и боремся за их жизнь до последнего.

Кроме того, прошлые неудачи превращаются в опыт, который позволяет спасти еще больше жизней. Прежде многие младенцы погибали или получали инвалидность, теперь же выживают более 90%. Помочь 500-граммовому малышу для нас по-прежнему вызов, а выходить 1,5-килограммового ребенка — уже не проблема.

Я никогда не считал, скольких детей спас. Но через меня точно прошло больше тысячи малышей. Если мне напомнят детали случая, то вспомню каждого из них. 17 ноября мы празднуем День недоношенного ребенка, куда приглашаем всех прошедших через нашу реанимацию детей. Каждый год приходит все больше бывших пациентов — в 2024 году около 60.

Юные гости танцуют, рассказывают стихотворения, участвуют в конкурсах с призами. Врачи приводят своих сыновей и дочек, чтобы они играли вместе. Родители узнают реаниматологов и неонатологов, подходят вместе с детьми и искренне благодарят. Радостно видеть, что мои пациенты, которые в 2019 году весили меньше килограмма, уже готовятся к школе.

Когда после бессонных ночей у кувеза ребенку становится лучше и его переводят из реанимации, я ощущаю эйфорию и новый заряд сил. Отработал больше двух дежурств — а спать уже не хочется, можно хоть еще неделю трудиться. Бывает, захожу в реанимацию, а там тортик или фрукты от мамы, чьего малыша выписали домой. В такие моменты чувствую: все тяготы были не зря.