«Это планово-убы­точное предприя­тие»: я — коллекцио­нер современного искус­ства

До 2018 года я был предпринимателем, а после начал коллекционировать современное искусство — и потратил на него все сбережения.

Но я ничуть об этом не жалею. Моя коллекция дает мне намного больше: я счастлив сохранить для потомков выдающиеся произведения художников последних 70 лет и знакомить с ними современников. Для этого я предоставляю работы из своей коллекции музеям и галереям, провожу собственные выставки и веду ютуб-канал «Пока все дома у Антона». Для Т⁠—⁠Ж расскажу, почему решил стать коллекционером, как устроена экономика коллекционирования, по какому принципу выбираю работы и считаю ли себя современным меценатом.

Я родился в Москве в 1987 году в семье врачей. В 2004 поступил в Государственный университет управления и уже на первых курсах занялся бизнесом.

У меня было несколько разных проектов, последний из них — в сфере вывоза и утилизации мусора. Однако после структурных изменений в отрасли в 2020 году  я оставил свое дело и с головой погрузился в коллекционирование современного искусства. Тот скромный набор талантов, которые я развил в бизнесе, пригодился мне и здесь: аналитическое мышление, способность быстро принимать решение, идти на риск.

Живопись интересовала меня с юности: я ходил в музеи и на крупные выставки. Смешно вспомнить, но в 16 лет был страшно увлечен Ван Гогом: его цветастые пастозные  работы часто привлекают неофитов  . Я зачитывался его письмами к брату Тео и завешивал комнату репродукциями.

Сначала, как и все, я покупал произведения искусства для дома, чтобы решить пресловутую проблему белых стен. Но довольно быстро решил не просто приобретать декоративные картинки, а подойти к вопросу осмысленно: выбирать художников, вошедших в локальную историю искусства, и пытаться осознать, почему же они в ней оказались.

В 2018 году моя подруга, арт-дилер Наташа Грабарь, позвала меня на ярмарку Cosmoscow. Там я увидел и приобрел работу художницы Ирины Кориной «Пятый элемент», в которой использованы жилеты работников коммунального хозяйства. Она вызвала во мне сильный отклик — я испытал пресловутую радость узнавания  .

Я понял, что современное искусство гораздо глубже, интересней и ближе мне, чем «понятное старенькое». Это целый спектр практик и идей, которые расширяют представление о способах воспринимать реальность. Так и началась коллекция — с мысли, что именно изучение мира современного искусства и погружение в него и есть самый увлекательный процесс.

Буквально в первые месяцы я примерно за 200 000 условных единиц приобрел несколько хороших работ Эдуарда Штейнберга, Лидии Мастерковой, Льва Кропивницкого, Льва Нусберга и Франциско Инфанте. Я даже думал, что соберу достойную коллекцию абстрактных работ российских авторов второй половины 20 века — и этим ограничусь. Однако близкое знакомство с произведениями высокого художественного уровня вдохновило углубиться в процесс коллекционирования.

В самом начале пути меня поразило, что на арт-рынке — в галереях, на аукционах и у наследников — можно приобрести первоклассные произведения ключевых российских художников. Почти нигде в мире работы признанных авторов, сделанные более полувека назад, не доступны для покупателя в таком количестве и качестве. На Западе такое искусство институционализировано, а сами произведения давно хранятся в музеях и фондах.

У российских же коллекционеров все еще есть возможность дотянуться до шедевров важных для всей отечественной культуры авторов, таких как Юрий Злотников, Борис Турецкий, Иван Чуйков, Илья Кабаков и десятков других. Меня вдохновила такая «доступность» лучшего искусства нашей страны.

Коллекционирование современных работ должно начинаться со страсти. Она может перерасти во что-то большее, чем личное увеличение, если интегрироваться в арт-сообщество. Для этого нужно устанавливать крепкие связи с художниками и музейщиками, искусствоведами, галеристами, кураторами и другими коллекционерами.

Следующее, что нужно коллекционеру, — время на изучение истории искусства и предмета коллекционирования. Необходимо разобраться в направлениях, группах художников, лучших периодах в их творчестве. И, безусловно, понадобятся деньги. А после достаточно сделать только один шаг — купить хорошее произведение искусства и открыться общению с ним, как я сделал это в 2018 году.

Мне потребовалась пара лет, чтобы окончательно понять, какую именно коллекцию хочу собрать — ни много ни мало представляющую историю развития российского современного искусства последних 70 лет.

Хронология моего собрания начинается с 1957 года. Тогда в Москве проходил шестой Международный фестиваль молодежи и студентов, где художники впервые смогли увидеть произведения западных современников.

Для советских творцов открылся целый мир послевоенного современного искусства. Они осознали, что преподаваемый в училищах соцреализм не имеет ничего общего с мировыми тенденциями последних двух десятилетий. Тогда авторы совершили кардинальный разворот в своем творчестве. Так первым стилем современного российского искусства стала прямая противоположность соцреализма — абстракция.

Это самое важное для меня ограничение: я коллекционирую только искусство, которое развивалось синхронно с западным. Меня ни в каком виде не интересует поздний соцреализм или работы художников левого МОСХа  . Также я ограничен периодом и территорией: покупаю только российское современное искусство, чей контекст мне интересен.

Других ограничений у меня нет — и это позволяет мне не торопиться и находить уникальные, порой неожиданные артефакты из разных значимых течений и направлений и постепенно накапливать большую высококлассную коллекцию.

Напротив, коллекционеры, которые собирают только одно явление или направление — например, соц-арт, кинетическое искусство  или абстракцию, невольно становятся заложниками своих же рамок. Многие шедевры других течений им приходится пропускать в угоду концепции. Но при этом они приобретают работы второстепенных представителей направления, которые спустя некоторое время, возможно, окажутся необязательными.

Внутри интересующего меня периода случилось много значимого: от нонконформистов-шестидесятников до акционизма девяностых и самого современного искусства. Эти течения сильно отличаются друг от друга визуально и конструктивно. Некоторые из них более востребованы на арт-рынке и обласканы вниманием музеев и экспозиций, а другие только ждет масштабное признание.

Я отбираю произведения по тем же принципам, что и крупные фонды и музеи по всему миру. Обращаю внимание на место автора в истории искусства, высокое художественное качество произведения и его принадлежность к лучшему периоду в творчестве художника.

Но, конечно, важно и то, что сложно описать словами, но легко почувствовать: «удачность» самой работы, ее сила и личный эмоциональный отклик. Например, так я приобрел на одном западном аукционе работу из триптиха  Эдуарда Гороховского «Чернобыль. Радиация» 1986 года. Разве нужно что-то кроме названия и человечности, чтобы ей проникнуться? Все остальное уже сделал художник.

Также при покупке я опираюсь на собственную насмотренность. Она формируется благодаря системному посещению выставок, глубокому изучению творчества художников, знанию десятков уже собранных коллекций. Отдельная моя страсть — визиты в мастерские. Ничто так не подогревает собирательский интерес, как вдумчивый разговор с художником, который позволяет погрузиться в его мир.

Так, в 2023 году я поехал в воронежскую галерею «Х.Л.А.М.», чтобы купить инсталляцию Ивана Горшкова «Утопия драконов». Галерист Алексей Горбунов и сам художник пригласили меня зайти в Ванину мастерскую — гараж, наполненный металлоконструкциями и деревянными пнями. В итоге вместо одного произведения я приобрел еще две новые скульптуры.

Самое дорогое российское современное искусство может стоить от сотен тысяч до нескольких миллионов долларов. Речь про выдающиеся вещи художников первого ряда, таких как Илья Кабаков, Эрик Булатов, Олег Васильев, Виктор Пивоваров, Семен Файбисович и Иван Чуйков.

Именно работа Чуйкова «Морской пейзаж» — самая дорогая в моей коллекции. Это выдающееся произведение 1986 года. Я купил ее у другого коллекционера и был готов заплатить много потому, что когда тебе предлагают шедевр — вопрос лишь в наличии денег, а не в цене.

Иногда мне приходится переплачивать за произведения искусства, а иногда они достаются мне и вовсе бесплатно. Например, один из самых известных ныне живущих классиков соц-арта передал мне часть своей знаковой инсталляции, а друзья-художники время от времени могут подарить рисунок или небольшой объект.

Найти лучшие образцы российского современного искусства несложно: я покупаю работы в галереях, у арт-дилеров, у наследников и на аукционах по всему миру. Также можно что-то приобрести из коллекций других частных собирателей. Так, много лет назад я купил много отличных работ из собрания Антонио Пикколи — экс-директора ассоциации итальянских предпринимателей в России, почетного консула Италии и коллекционера.

Кстати, не нужно недооценивать маленькие аукционные дома. Помимо крупных игроков типа Sotheby’s или Christie’s существует и около десятка небольших с вполне достойными вещами. Например, гениальную работу Ильи Кабакова из знаковой инсталляции «Сошел с ума, разделся, убежал голый»  я купил на маленьком аукционе в Париже, когда для российского покупателя это еще было возможно. Вместе с произведением там продавали серебряные ложки и шубы прошлых владельцев.

Заполучить шедевр — ни с чем не сравнимое ощущение, ведь он будет с тобой всю жизнь. Это постоянный источник счастья для коллекционера.

Произведения творящих прямо сейчас художников находятся на противоположной стороне арт-рынка: их продают через галереи и цены на них гораздо ниже, чем на уже занявшие свою полочку в истории искусства. А ведь все современное искусство, которое сейчас стоит десятки и сотни тысяч долларов, когда-то тоже было молодым и доступным.

Чем значительнее вклад автора в развитие художественного процесса и чаще он выставляется в ведущих галереях и участвует в международных проектах вроде биеннале в Венеции, тем сильнее растет цена его произведений. Мне приятно наблюдать, как дорожают мои любимые художники. Но менять их работы обратно на деньги я не планирую. Поэтому назвать мою коллекцию инвестиционной нельзя, хотя многое из купленного мной значительно выросло в цене.

Коллекция, как и музей, — планово-убыточное предприятие. Без иллюзий.

Но погруженность в мир коллекционирования приносит и свои материальные плоды. Все профессиональные собиратели так или иначе приходят к арт-дилерству  или арт-консалтингу  , потому что нашей экспертизой нужно делиться.

К 2025 году моя коллекция насчитывает больше тысячи произведений. Среди них нет случайных вещей. Каждая работа — незаменимая часть общего взгляда на историю российского современного искусства, от «Сигнальной системы» Юрия Злотникова 1958—1959 годов до инсталляции Миши Гудвина «Fate in the deck»  2024 года.

Что для меня особенно ценно, все работы обладают большой интерпретационной емкостью и всякий раз по-новому взаимодействуют с контекстом. Например, после событий 2022 года некоторые произведения стали пророческими, а другие — безвозвратно декоративными.

У меня есть представление, как должен выглядеть будущий Музей современного искусства. Исходя из него, считаю свою коллекцию сформированной примерно на 90%. Она поделена на десять разделов-«маршрутов», которые так или иначе созвучны ключевым явлениям в истории современного искусства.

Например, первый охватывает более чем полувековое развитие абстрактного искусства, второй посвящен кинетическому искусству, третий — метафизике в искусстве. А последние три маршрута посвящены только искусству последних 20 лет.

Сейчас меня все больше интересуют художники mid-career  — то есть те, чьи художественные принципы и методы уже сложились, а их лучшие работы еще легко купить. А произведения совсем молодых художников отлично прокачивают сознание и вскрывают современность, но не всегда побуждают меня к покупке: чтобы взаимодействовать с их работами, не обязательно приобретать материальный носитель.

В моем собрании есть и камерные, и большие работы — сила художественного высказывания от размера не зависит. Так, я одинаково ценю и «Сундук российского современного искусства» Романа Сакина, и триптих Алины Глазун. Наверное, я крупнейший коллекционер ее работ. У нее невероятная способность находить нужные слова, когда их нет. Среди огромного массива уже кем-то сказанного она умеет замечать то, что сейчас звучит особенно остро и трепетно.

Все произведения коллекции находятся в двух специализированных хранилищах: в самом центре Москвы и за городом — для крупных инсталляций. В помещениях есть все необходимое, включая системы безопасности и нужный режим температуры и влажности. При этом для разных типов работ — например, для графики и масляной живописи — он отличается.

При московском хранилище есть мастерская, где работает реставратор, с которым мы уже давно сотрудничаем. Раз в полгода мы проводим инвентаризацию всей коллекции и принимаем решение, какие работы нуждаются в реставрации. Содержание значительной коллекции искусства из сотен и тысяч предметов обходится в 1—3% от ее стоимости в год.

Хранилище для коллекционера — как мастерская для художника. Здесь я встречаюсь с искусствоведами, авторами и кураторами, формирую экспозиции в экспозиционном зале, отсматриваю потенциальные приобретения и отбираю произведения для показа на выставках.

Современное искусство — уникальный социальный инструмент, необходимый обществу. Оно объединяет людей через общие переживания, сохраняет память о событиях, помогает понять прошлое и настоящее, способствует развитию эмпатии и толерантности.

Моя задача как коллекционера — делать искусство доступным для всех: считаю, что каждый человек имеет на него право. Моя коллекция открыта кураторам и музейщикам. Для меня важно показывать произведения из коллекции на музейных проектах и организовывать свои выставки.

В 2021 году случился один из моих первых опытов передачи работ из коллекции на крупные выставки. Почти два десятка произведений стали частью экспозиции проекта «Лаборатория будущего», посвященного кинетическому искусству. Он проходил сначала в петербургском «Манеже», а позднее — в Новой Третьяковке на Крымском валу. Так я открыл для себя удовольствие от публичной демонстрации коллекции.

К 2025 году произведения из моего собрания участвовали в нескольких десятках выставок — только за 2024 их было 14. В их числе — как групповые тематические экспозиции, так и выставки признанных классиков современного искусства.

Взаимодействие владельца работ и музея или фонда строится на некоммерческой основе — не платит ни одна из сторон. Чтобы получить какие-то из хранящихся у меня работ, частные фонды и музеи присылают мне запросы. Площадки гарантируют безопасность и профессиональное обращение с предметами искусства.

О транспортировке и монтаже договариваемся отдельно. Например, если передаем большую сложносочиненную инсталляцию, мы с командой всегда рады помочь с ее сборкой. Если же художник живет в Москве, то приглашаем его поучаствовать.

Мне бесконечно приятно, что мой выбор произведений оказался близок кураторам главных культурных институций. В их числе — Третьяковская галерея, Дом культуры «ГЭС-2», Московский музей современного искусства, Мультимедиа Арт музей, Еврейский музей и центр толерантности.

Помимо участия в сторонних проектах я развиваю собственную выставочную программу. Первый проект мы организовали совместно с творческим индустриальным кластером «Октава» в Туле по его предложению. Экспонировали работу Романа Сакина «Афинская школа» из моей коллекции. Эту масштабную инсталляцию я покупал по фотографиям и никогда не видел в выставочном пространстве — возможно, как раз поэтому решил показать именно ее.

В феврале 2025 года в Арт-галерее «Ельцин-центра» в Екатеринбурге завершилась выставка «Двадцать один длинный, один короткий» — первый масштабный показ моей коллекции. Кураторы выставки, Светлана Усольцева и Галина Шубина, предложили сосредоточить внимание на искусстве последних 20 с небольшим лет. Экспозиция Музея Бориса Ельцина в том же здании заканчивается 2000 годом, и мы словно продолжили повествование об истории страны через искусство.

А по 16 июня 2025 года в московском Мультимедиа Арт музее проходит выставка «Расположение картин зависит от вкуса». На ней экспонируют послевоенную абстракцию и московский концептуализм из моей коллекции — две линии российского современного искусства, которые определили его проблематику и дальнейший вектор развития.

Показать всю мою коллекцию целиком практически невозможно: она слишком большая. Но пока я не готов публиковать ее бумажный каталог — не хочется бронзоветь в 37 лет. Сейчас я сосредоточен именно на выставочных проектах, к каждому из которых мы публикуем каталог-путеводитель с описанием демонстрируемых работ.

Также сейчас заканчиваем разработку сайта коллекции с подробными аннотациями к каждой работе. Откроем его весной 2025 года для всех, кого интересует современное российское искусство.

В 2023 году я создал собственный ютуб-канал «Пока все дома у Антона». На это меня вдохновили наши разговоры об искусстве с Андреем Ерофеевым — куратором и идеологом коллекции современного искусства Музея Царицыно, которая впоследствии стала основой отдела новейших течений Третьяковской галереи. Мне хотелось сохранить эти беседы и поделиться с другими.

Мы с командой и Андреем не хотели повторять форматы видеолекций или диалогов-интервью, которых на «Ютубе» и так достаточно. Вместо этого придумали снимать небольшие выпуски — от 15 до 30 минут — и рассказывать только об одной работе одного автора. Так мы намерены показать, что даже одно-единственное произведение может побуждать к глубокому разговору об искусстве: самом художнике, контексте его жизни или периоде создания работы.

На середину марта 2025 года в канале уже 130 видео. Новые выпуски выходят по четвергам. Структура «сезонов» повторяет структуру маршрутов коллекции: мы движемся от послевоенной абстракции к новейшему искусству. Сейчас говорим о девятом маршруте — «А теперь вечеринка». Приглашаем рассказывать о работах самих авторов. Это осознанное решение: мне важно слышать художника и узнавать о произведениях из первых уст.

На данный момент у канала более 5000 подписчиков. Он нацелен в первую очередь на профессиональное сообщество. Я знаю, что мои видео смотрят сотрудники Пушкинского музея и Третьяковки, зрители из Москвы, Екатеринбурга и даже с Дальнего Востока — словом, все, для кого история современного искусства представляет живой интерес. По постоянным комментариям в соцсетях вижу, что многим нравится.

Моей же внутренней оценкой эффективности служит качество самого контента, а не количество просмотров. На проект «Пока все дома у Антона» я смотрю не только как на еженедельный сериал, но и как на цифровой архив хорошего российского искусства.

У наших выпусков нет срока годности, а мнение спикеров — искусствоведов, кураторов, исследователей и художников — будет актуально и через год, и через десять лет.

В коллекционировании современного искусства нет ничего трудного. Другое дело, что материал, с которым я взаимодействую, достаточно специфичен и требует высокого порога вовлеченности, эмпатии, знаний и даже иронии. А работа с его непринятием у большинства россиян требует от меня психологически настраиваться на диалог.

Современное искусство — производная от той реальности, частью которой мы являемся. Это не развлечение, а социальный инструмент взаимодействия между людьми. В искусстве, как в зеркале, отражаются текущие проблемы, непроработанные травмы, нетолерантность и фобии. Если общество отрицает искусство как форму коммуникации, значит, оно не желает смотреть на себя со стороны и рефлексировать свое настоящее.

Устаревшее представление о том, что искусство — это станковая картина  , часто оставляет проекты ныне живущих художников непонятыми. А само современное искусство многим кажется сложносочиненным и элитарным. Но я не устаю повторять, что оно требует всего лишь времени, внимания и открытости.

Лично мне современное искусство и его коллекционирование подарило совершенно другую жизнь, осмысленную и наполненную. Я счастлив участвовать в необходимом моей стране процессе. За шесть лет я собрал важную коллекцию, которая, по моим представлениям, входит в топ-20 коллекций российского современного искусства.

Слово «меценат» я не люблю. Это равнозначный взаимообмен: своей деятельностью я поддерживаю искусство ровно настолько, насколько оно потом поддерживает меня.

Как коллекционер, я рад, что современное искусство последних 70 лет доступно для покупки. Но при этом я мечтаю, чтобы оно поскорее попало в музеи. Именно это станет залогом его сохранности и заделом для широкой популярности у зрителя.

Я стремлюсь сделать свою коллекцию доступной широкому кругу зрителей, в том числе — через ее музеефикацию. Создам ли я собственный музей или передам работы на длительное экспонирование в государственный — покажет время.