«Машины закиды­вали камнями и бутыл­ками с зажи­гательной смесью»: чем плоха жизнь в ЮАР

Я уехала из ЮАР, потому что не чувствовала себя в безопасности.

Мой супруг — южноафриканец. Мы прожили на его родине семь месяцев. За это время я нашла у страны немало плюсов: о них написала в статье «Чем хороша жизнь в ЮАР». Мы долго думали, не остаться ли там насовсем, но все-таки решили уехать: недостатки страны перевесили.

Все, что описываю в этой статье, актуально и в 2025 году. Мы постоянно на связи с родными мужа и в курсе событий в стране. Но отмечу, что это наши личные впечатления. Они могут не совпадать с вашим опытом.

В ЮАР самый высокий в мире коэффициент Джини — показатель, который отражает уровень экономического неравенства в распределении доходов. 55,5% населения страны живет за чертой бедности: их доход не превышает 992 ZAR⁣ (4450 ₽)  в месяц. При этом расходы на одного человека без учета аренды в среднем составляют 11 050 ZAR⁣ (49 169 ₽) в месяц, а снять жилье в центре больших городов стоит порядка 8100 ZAR⁣ (36 697 ₽).

В стране установлен МРОТ — 27,58 ZAR⁣ (123 ₽) в час. В 2022 году медианный доход составил 5200 ZAR⁣ (23 328 ₽), средняя зарплата — 26 793 ZAR⁣ (120 200 ₽). Такой разрыв говорит о социально-экономическом неравенстве: доходы небольшой группы высокооплачиваемых работников сильно завышают среднее значение.

Корни нищеты и расслоения общества уходят в эпоху апартеида  , когда темнокожее население лишали доступа к качественному образованию, медицинской помощи и работе. После падения режима ситуация начала меняться, но для миллионов людей, чьи семьи поколениями жили в бедности, выйти из этого замкнутого круга крайне сложно.

В период апартеида темнокожие и другие небелые люди селились в районах, граничащих с городами, населенными белыми. Они называются тауншипы. В переводе с английского township — это небольшое поселение, но в ЮАР слово приобрело особый оттенок. Так в стране по большей части называют трущобные районы, где в основном живут самые бедные слои — представители народов коса, зулу и некоторых других этнических групп. В тауншипах живет 11,6 млн человек — это 24,35% населения страны.

В самых бедных подобных районах большая часть жилищ построена из того, что нашлось на ближайшей свалке: часто стены сделаны из старых досок, а вместо крыши использованы оцинкованные листы. Воды и канализации там нет, ко многим постройкам не подведено электричество. Когда в зимние холода мы проезжали мимо этих трущоб, я видела, как люди жгут костры возле домов, чтобы согреться. Мое сердце сжималось от этой картины. Особенно жаль было полураздетых замерзших детей.

Кроме тауншипов в стране есть палаточные поселения — сквоттер-кемпы. От безысходности люди незаконно оккупируют участки земли, ставят на них палатки и дома из картона, кусков ткани или пластика. С 2020 года в центре Кейптауна такой палаточный лагерь располагался рядом с исторической достопримечательностью — Castle of Good Hope. Только в 2024 году властям удалось расселить сквоттер-кемп.

На улицах городов много просящих милостыню. Не все из них просят на еду или необходимые вещи. Однажды в центре Кейптауна бездомный обратился к нам с просьбой купить еды. Мы согласились, и он отвел нас в ближайший магазин. Пока муж расплачивался на кассе, я обратила внимание на подозрительное выражение лица продавца. Потом сын мужа, который живет в Кейптауне, рассказал, что некоторые бездомные обманывают сердобольных прохожих: просят купить еду, а потом возвращают ее в магазин. Деньги тратят на алкоголь и запрещенные вещества. Продавцы, конечно, в курсе этих махинаций.

Высокий уровень бедности приводит к регулярным протестам. Люди выходят на улицы, требуя лучших условий жизни и доступа к коммунальным услугам. Часто такие протесты перерастают в перекрытие дорог. Например, единственный выезд из городка Плеттенберг-Бей, где мы жили, периодически блокировали протестующие: они баррикадировали дорогу покрышками и поджигали их. Машины закидывали камнями и бутылками с зажигательной смесью, если они пытались прорваться через эти заграждения. Однажды мы с мужем опоздали из-за этого на самолет: по дороге в аэропорт наткнулись на протестующих, которые перекрыли трассу. Пришлось вернуться домой. Мне не было страшно: со временем протесты становятся нормой жизни.

В стране установлена прогрессивная шкала НДФЛ — от 18 до 45% в зависимости от уровня доходов. 76% всех налогов на личный доход в стране вносит только 3% населения. В результате государственный бюджет недополучает львиной доли средств. Формируется замкнутый круг: из-за безработицы и бедности люди не платят налоги, а у государства не хватает денег на улучшение ситуации.

Среди белых южноафриканцев взрослого поколения есть те, кто хотел бы вернуть апартеид. Но об этом не говорят вслух малознакомым людям — только тихо на кухне с семьей. В стране действует закон о предотвращении преступлений на почве ненависти и ее разжигании. Согласно закону, запрещены высказывания, которые пропагандируют ненависть и дискриминацию по расовому признаку. За нарушение можно получить штраф или тюремный срок от трех до пяти лет.

Но большинство все-таки относится к режиму негативно. Многие белые южноафриканцы боролись за свободу темнокожих, выходили на протесты против апартеида. В период режима расовой дискриминации и сразу после него многие белые испытывали чувство вины перед темнокожим населением. Но сейчас таких уже мало: страна почти 30 лет в руках правительства, которое в основном состоит из темнокожих. По мнению местных, оно разворовывает бюджеты и ведет страну к краху.

В третьем квартале 2024 года уровень безработицы в ЮАР составил 32,1% — страна занимает второе место в мире по этому показателю. Особенно сложная ситуация среди молодежи: почти каждый второй южноафриканец до 35 лет не может найти место труда, уровень безработицы в этой возрастной группе — 45,5%.

Наиболее тяжелая ситуация среди темнокожего населения: здесь уровень безработицы достигает 37,6%, тогда как среди белых южноафриканцев — 7,9%. Но и среди последних проблема становится все острее.

45,5%

молодежи в ЮАР не может найти работу

Одна из причин — политика позитивной дискриминации, или Broad-Based Black Economic Empowerment. Она направлена на исправление последствий апартеида. Согласно этой политике, компании оцениваются по балльной системе. Учитывают, как много экономических возможностей они предоставляют небелому населению ЮАР. Например, компании получают баллы за долю собственности, которая принадлежит темнокожим и цветным  , их участие в управлении, трудоустройство и обучение сотрудников из числа ранее ущемленных групп.

Чем выше баллы, тем больше у компании шансов на победу в тендерах и заключение контрактов с государственными и крупными частными компаниями. Это ставит белых предпринимателей в невыгодное положение: они вынуждены передавать часть бизнеса темнокожим партнерам или искать обходные пути. Иногда их включают в состав акционеров лишь номинально, только ради рейтинга.

Закон помог расширить экономические возможности для темнокожих, но у него есть и негативные последствия. Государственные и частные компании обязаны учитывать расовые квоты при приеме на работу и продвижении по службе, что осложняет трудоустройство для белых кандидатов.

Пока мы жили в стране, я обратила внимание, что весь низкоквалифицированный персонал вроде заправщиков, кассиров и продавцов — темнокожие или цветные. Я спросила у мужа, почему среди них нет белых. Супруг объяснил, что компаниям нужно давать рабочие места небелым, чтобы получать баллы. Поскольку темнокожие и цветные часто менее образованны, они могут заниматься только низкоквалифицированным трудом. Из-за этого белому человеку сложно устроиться на простую работу.

У мужа тоже были трудности с трудоустройством. Несмотря на два высших образования, он не смог найти работу в стране. В результате почти сразу после университета уехал за границу. С тех пор перемещается из страны в страну вслед за работой. Так поступают многие белые образованные южноафриканцы: стараются уехать и устроить жизнь за пределами страны. Так же сделали и мы. В статье Т⁠—⁠Ж о нашем переезде в Малайзию я рассказала про район, в котором живем. Там много выходцев из ЮАР — только в нашем небольшом закрытом поселке живет несколько южноафриканских семей.

Из-за ухудшения ситуации с трудоустройством многие белые оказываются в ЮАР за чертой бедности и вынуждены жить в трущобных районах и палаточных лагерях. В основном такие поселения находятся в пригородах Йоханнесбурга и Претории.

Отсутствие рабочих мест среди молодежи и малообеспеченных слоев населения усугубляет социальное неравенство, создавая замкнутый круг бедности. Это способствует росту преступности в стране.

ЮАР занимает пятое место из 147 в мировом индексе преступности. В 2023 году уровень убийств в стране составил 43,7 на 100 000 человек, а ограблений — 315,4 на 100 000 человек. Для примера: во Франции — стране с самым высоким индексом преступности в Евросоюзе — 1,16 убийства и 100,19 ограбления на 100 000 человек. Россия занимает 97-е место из 147 по уровню преступности в мире: убийств и покушений на каждые 100 000 человек — 4,61, ограблений — 12,07.

Основная причина — бедность населения. Распространенные преступления — нападение с намерением нанести тяжкие телесные повреждения, нападения без телесных повреждений, ограбления с применением насилия, проникновения в дома.

Самыми опасными районами считаются центры больших городов и тауншипы. Например, в 2023—2024 годах в центральном районе Кейптауна зарегистрировано больше преступлений, чем в любом другом районе среди всех городов ЮАР.

Самые безопасные населенные пункты находятся на побережье океана — в провинциях Истерн-Кейп и Вестерн-Кейп. Обеспеченные люди — в основном белые — переезжают туда в поисках более-менее безопасной жизни. Я знаю семьи, в которых муж работает в Йоханнесбурге, а жена и дети живут в небольших городах. В таких населенных пунктах часто люди объединяются и за свой счет нанимают охрану, которая патрулирует весь городок или его часть.

Мы тоже жили в таком небольшом городе Плеттенберг-Бей. И хотя по меркам Южной Африки он считается безопасным, мне так не показалось. Почти все частные дома и территории кондоминиумов огорожены электрическим забором: люди боятся ограблений. На каждом здании висит эмблема частного охранного агентства, чтобы дать понять потенциальным преступникам, что дом находится под защитой и в случае проникновения в жилище на место будет отправлен патруль.

Муж рассказывал, что во времена его детства, в 1980-е годы, в домах белых не было даже заборов. Городок, где он жил, был полностью безопасным. Дети спокойно перемещались от одного дома к другому — улица воспринималась как общее пространство. В те времена правительство скрывало от белых, где и в каких условиях живут темнокожие люди. Никто не знал о том, что для них строили резервации. Недавно мы приехали в родной городок мужа — он был опечален. От воспоминаний из детства не осталось и следа: дома под охраной и за электрическими заборами, дети на улице не гуляют.

В том же городке он показал мне соседний дом и рассказал историю, которая случилась уже после падения режима апартеида. Там жила бабушка, и у нее 20 лет работал садовник. Женщина платила ему зарплату, помогала его семье: покупала детям вещи, передавала еду. Однажды она купила себе новый велосипед. Садовник жестоко расправился с женщиной и весь в крови уехал с места преступления на этом самом велосипеде. Муж рассказал эту историю, чтобы проиллюстрировать одно из правил местной безопасности: личная вещь, которая не кажется тебе ценной, может стать причиной жестокого преступления. Со слов супруга, в ЮАР могут убить и за 10 ZAR⁣ (44 ₽).

В стране темнеет рано: зимой солнце заходит около 17:00. Иногда днем я брала нашу собаку на прогулку к океану. Если задерживалась и начинало темнеть, муж звонил и говорил, чтобы я срочно ехала домой. Мне казалось, что он преувеличивает уровень опасности, но это не так. Недавно в городке, где мы жили, пожилая пара вышла на прогулку по одной из центральных улиц. На них напал преступник с мачете. Пара отделалась легким испугом: преступник оказался непрофессионалом и даже не смог отобрать у них сумки с ценными вещами. Но некоторые подобные истории заканчиваются печальнее.

За время жизни в ЮАР мы не попадали в опасные ситуации, но муж постоянно был настороже. Даже в национальном парке, куда мы ходили гулять, он старался не выпускать меня из поля зрения. Рассказывал, что пару раз на него пытались напасть грабители, которые прятались в кустах.

По прилете в Кейптаун мы взяли в аренду машину, чтобы доехать до Плеттенберг-Бея. Я сразу выставила маршрут на «Гугл-картах», но муж сказал, что не поедет по нему. Оказалось, что путь проходит вдоль тауншипа, который считается особенно опасным. Если остановиться там на светофоре, в окно может прилететь кирпич. Местные разбивают стекла и в лучшем случае пытаются украсть вещи, которые лежат на заднем сиденье. В худшем — приставляют пистолет к виску и пытаются ограбить. Мы избегали сомнительных маршрутов и не держали на виду в машине никаких вещей, чтобы не провоцировать потенциальных грабителей.

Чтобы не стать жертвой преступления, в ЮАР нужно избегать опасных районов, не выходить на улицу в темное время суток и всегда быть начеку. Такая бдительность отражалась на качестве моей жизни: я не могла по вечерам гулять с собакой, а постоянная напряженность вводила меня в стресс.

Мы задумывались о покупке жилья в городке Плеттенберг-Бей. Дома, которые присматривали, стоили около 2 500 000 ZAR⁣ (11 215 700 ₽). За эти деньги можно найти в пригороде вариант площадью 100 м² с двумя спальнями. Всей суммы у нас не было — пришлось бы брать ипотеку.

В ЮАР большинство ипотечных кредитов выдают с плавающей процентной ставкой, которая зависит от ставки рефинансирования. На 8 апреля 2025 года она составляла 7,5%. Ее устанавливает Центральный банк страны. Это означает, что ежемесячные платежи меняются в зависимости от экономической ситуации. При росте ставки рефинансирования платеж по ипотеке тоже увеличивается, и наоборот. Это делает ипотеку непредсказуемой и рискованной для заемщиков. К ставке рефинансирования банки прибавляют свой процент, и получается ставка по кредиту. Например, в 2021 году она в среднем составляла 7%, а в 2024 — 11,75%.

После того как ипотека оформлена и зарегистрирована, можно подать заявление на фиксацию процентной ставки. Его могут не одобрить, если у заемщика плохая кредитная история. Например, в Nedbank ставку фиксируют на срок до 60 месяцев — далее она снова становится плавающей.

При покупке дома в ипотеку к стоимости жилья добавляются дополнительные расходы:

1. Комиссия за открытие ипотечного кредита, которую банк взимает за его оформление. Она зависит от цены недвижимости и размера кредита. На этот платеж рекомендуется закладывать 10% от стоимости жилья.
2. Налог на передачу собственности. Он рассчитывается по прогрессивной шкале и зависит от цены недвижимости. Например, при стоимости жилья 1 210 001⁠—⁠1 663 800 ZAR⁣ (5 428 403⁠—⁠7 464 272 ₽) налог составит 3%, а для недвижимости с ценой 2 994 801⁠—⁠13 310 000 ZAR⁣ (13 435 515⁠—⁠59 712 386 ₽) — 11%. Максимальная ставка — 13%.

Если бы мы покупали дом за 2 500 000 ZAR⁣ (11 215 700 ₽) с ипотекой на 2 000 000 ZAR⁣ (8 972 560 ₽), в сумме пришлось бы заплатить дополнительно 100 285 ZAR⁣ (449 906 ₽).

Мы отказались от идеи купить жилье в ипотеку в ЮАР из-за непредсказуемости размера выплат. Даже если сейчас платежи кажутся посильными, они могут резко вырасти при повышении ставки рефинансирования. Дополнительные расходы, которые приходится нести при оформлении кредита, сделали покупку жилья еще менее привлекательной. В итоге мы поняли, что брать ипотеку в ЮАР — серьезный финансовый риск, к которому мы не готовы.

Когда мы только приехали в ЮАР, в ящике стола арендованного дома я нашла внушительный запас свечей и спичек. Сразу вспомнила, как в 1990-е годы на Дальнем Востоке, где я жила, постоянно отключали электричество — у нас дома был похожий запас свечей. Я посмеялась над такой ассоциацией и решила, что они нужны, чтобы создать романтическую атмосферу. Правда, меня смутил их вид: для романтики свечи выглядели неэстетично — простые, длинные и белые, диаметром сантиметра три. Закрались сомнения, и я решила спросить мужа, зачем здесь такой запас.

Супруг познакомил меня с термином, который знает каждый житель ЮАР, — load shedding. Дословный перевод — «сбрасывание нагрузки». На практике это означает плановое отключение электричества для разгрузки местных электросетей. Если этого не делать, в стране случится коллапс энергосистемы.

За генерацию и распределение электроэнергии в ЮАР отвечает компания-монополист Eskom. В 1980—1990-х годах она производила больше электроэнергии, чем требовалось стране, и экспортировала ее в соседние государства. Eskom даже признавали лучшей энергокомпанией мира, называли эталоном эффективности, стабильности и низких тарифов. Но в 2000-х Eskom оказалась в центре коррупционных скандалов. Выяснилось, что контракты на ремонт и строительство новых электростанций выдавали компаниям, связанным с приближенными к власти людьми. Это привело к завышенным расходам и задержкам с выполнением работ.

Лоуд-шеддинг проходит по расписанию, которое публикуют в мобильном приложении EskomSePush  . Его делят на восемь уровней: первый — минимальные отключения до двух часов в день, восьмой — самый жесткий — до 12 часов без электричества. Восьмой уровень не означает, что электричества не будет полдня. Скорее всего, отключения разобьют на несколько периодов в течение суток.

Даже плановое отключение электричества в стране выглядит непредсказуемо. И расписание, и присвоение району уровня кажутся произвольными. Уровень может быть и первым, и восьмым, и меняться время от времени. Точно ли отключат электричество, тоже неизвестно — всегда нужно следить за данными в приложении. Еще свет могут отключать каждый день, а могут оставлять неделями. Никакой понятной схемы для лоуд-шеддинга в стране не существует.

Кроме запланированных отключений случаются и непредсказуемые перебои — из-за того, что оборудование выходит из строя. Бывали ситуации, когда мы сидели без электричества целые сутки.

Из-за лоуд-шеддинга жители страны заряжают все устройства при любой удобной возможности: неизвестно, когда получится это сделать в следующий раз. В ЮАР популярны фонари со встроенным USB-портом. Их заряжают заранее и используют как источник освещения и подпитки устройств в случае отключения электричества. Практически во всех домах есть генераторы. Правда, это тоже не лучшее решение проблемы: литр 95-го бензина в стране стоит 22,4 ZAR⁣ (100 ₽).

Еще многие устанавливают на дома солнечные батареи. Но это не всем по карману. Например, установка системы солнечных панелей емкостью 20 кВт⋅ч с расчетной мощностью 400 Вт в час обойдется в 250 000⁠—⁠350 000 ZAR⁣ (1 121 570⁠—⁠1 570 198 ₽). Таких батарей хватит на базовые нужды в течение пары дней: на питание холодильника, света, роутера, зарядку ноутбука. Но для мощных приборов вроде кондиционера, бойлера и электрической плиты емкости панелей недостаточно.

Я работаю удаленно — мне важен стабильный интернет. Когда отключали свет, я переключалась на мобильный трафик, но в ЮАР он недешевый. Расскажу об этом дальше в статье. Знаю, что некоторые подключают к домашним роутерам какие-то источники бесперебойного питания, но у нас их не было.

Однажды мы сняли дом на ферме на выходные. Я в тот день отравилась и вдруг у нас отключили свет. Оказалось, что в доме установлен электрический насос для подачи воды. Во время отключения электричества он перестал работать. Воды не оказалось ни в кране, ни в бачке унитаза. Было очень некомфортно. Выяснилось, что на местной подстанции случилась авария. Электричество дали только через сутки.

Плиты во многих домах газовые: люди страхуются на случай перебоев в подаче электроэнергии. Газоснабжение не централизованное, а от баллона. Мне было страшно жить в доме с этим агрегатом: боялась, что он взорвется.

В мае 2024 года в ЮАР проходили парламентские выборы. В их преддверии правительство и энергокомпания Eskom минимизировали перебои в электроснабжении, чтобы не злить избирателей. Свет не отключали несколько недель. После выборов ситуация с энергоснабжением вернулась к прежнему состоянию, и лоуд-шеддинг продолжился.

В декабре 2019 года на пост генерального директора Eskom назначили Андре де Рюйтера. Он планировал вывести ее из кризиса и был первым руководителем компании, который начал открыто говорить о миллиардных потерях Eskom из-за коррупции и вовлеченности высокопоставленных чиновников. Вскоре его отравили цианидом, но он выжил. В итоге де Рюйтер эмигрировал в Дубай, опасаясь за свою жизнь. Когда я об этом узнала, поняла, что перспектив исправления ситуации в энергетической отрасли страны мало и отключения света вряд ли прекратятся в ближайшие годы.

Зимой температура воздуха в ЮАР варьируется от +15 °C днем до +5 °C ночью. В стране нет централизованного отопления, и в нашем арендованном каменном доме было очень холодно. Я ходила в уггах с шерстяными носками, но даже это не спасало — постоянно мерзли ноги и все время хотелось забраться под одеяло. В Хабаровске, где я жила до этого, те же угги я надевала зимой на улицу на тонкий носок, и мне было тепло.

Зимними днями в ЮАР я часто выходила на улицу, чтобы погреться: на солнечной веранде было теплее, чем внутри. В России после зимней прогулки я набирала горячую ванну, но в нашем доме в ЮАР был только душ. Вода в нем подогревалась электричеством, поэтому хозяйка просила нас пользоваться ею экономно: боялась больших счетов за электроэнергию. Так что согреться в душе тоже не получалось. В помещении работал обогреватель, но вместо электрического хозяйка принесла газовый. У меня от него болела голова — видимо, он сжигал в доме кислород, — поэтому включали его редко.

Однажды на выходные мы отправились в небольшое путешествие и арендовали домик в соседнем городке. Там была ванна — я предвкушала, как по приезде наберу ее и наконец-то согреюсь. Но горячей воды хватило только на половину ванны: был установлен маленький водонагреватель. В итоге посидеть в набранной воде я смогла минут пять: она быстро остыла из-за низкой температуры в доме.

Почти у всех южноафриканцев есть простыни, в которые встроены нагревательные элементы. Они работают от розетки. Мы всегда включали такую простыню на ночь, и я молилась, чтобы не случилось короткое замыкание. При этом телу было тепло, а голова все равно мерзла — пару раз я даже спала в шапке. Если ночью вдруг отключали электричество, простыня переставала нагреваться, и я просыпалась от холода.

В общественных местах отопления тоже нет. Вдобавок к этому южноафриканцы любят держать двери нараспашку — кажется, они совсем не мерзнут. Например, когда я тряслась от холода, укутанная в три слоя одежды, моему мужу было комфортно. Зато в Хабаровске зимой, когда в квартире включали отопление, он открывал настежь все окна: ему было жарко. Думаю, он с детства адаптировался к низким температурам и его тело чувствует себя иначе в +5 °C.

В итоге я не могла согреться нигде: ни дома, ни в общественных местах. От постоянного холода снизилась моя работоспособность: стучать замерзшими пальцами по клавиатуре получалось гораздо медленнее.

Электричество в Южной Африке предоплаченное. Это значит, что жители заранее покупают определенное количество киловатт-часов, а затем используют их, как баланс на мобильном телефоне. Стоимость зависит от нескольких факторов: объема потребления и типа подключения — он бывает однофазный и трехфазный. Разница между типами подключения заключается в том, с какой мощностью подается электроэнергия. Для большинства зданий подходит стандартное однофазное электричество, но, если в здании используется мощное оборудование, например большие кондиционеры или насосы для бассейна, потребуется трехфазное, оно дороже.

Расходы на электричество включают фиксированную базовую плату и стоимость потребленных киловатт-часов. Базовую плату вносят, даже если не пользовались электричеством. Она зависит от типа подключения: чем выше ампераж  , тем больше придется заплатить. Например, в городке, где мы жили, базовая стоимость для однофазного подключения составляла 257⁠—⁠342 ZAR⁣ (1152⁠—⁠1534 ₽), а для трехфазного — 693⁠—⁠890 ZAR⁣ (3108⁠—⁠3992 ₽) в месяц. Для однофазного подключения она варьируется от 85 ZAR⁣ (381 ₽) до 91 ZAR⁣ (408 ₽) за киловатт-час в зависимости от объема потребления. В сумме средний счет за электричество в 2024 году составлял 2950 ZAR⁣ (13 234 ₽).

Мы снимали дом через Airbnb. Электричество было включено в стоимость аренды. Чтобы согреться, купили масляный электрический обогреватель. Через пару недель его использования к нам пришла хозяйка, чтобы выяснить, как мы потратили так много электричества. Оказалось, ее предоплаченный пакет закончился гораздо раньше, чем она ожидала.

Из-за дорогого электричества во многих домах нет стиральных машин. Поэтому в стране популярны прачечные: для них тариф на электроэнергию ниже. В нашем доме тоже не было стиральной машины, и постоянная беготня в прачечную утомляла — ходили туда пару раз в неделю. За килограмм выстиранного белья платили примерно 30 ZAR⁣ (134 ₽). Время от времени в своих постиранных вещах я находила чужие трусы или, наоборот, недосчитывалась пары носков.

Мобильная связь в ЮАР дорогая. Например, за тариф сотового оператора Vodacom c 25 Гб трафика придется платить 169 ZAR⁣ (758 ₽) в месяц. При этом днем можно использовать только 10 Гб, а остальные — ночью. Звонки и смс не включены. Тариф с 400 Гб трафика и безлимитными звонками обойдется в 2099 ZAR⁣ (9416 ₽). Если объем трафика закончился, за каждые дополнительные 1,5 Гб придется заплатить 32 ZAR⁣ (143 ₽).

Когда отключали электричество, я не могла использовать домашний интернет для работы и подключалась через мобильный. В итоге мне оказалось выгоднее использовать интернет на своей российской сим-карте даже с учетом роуминга. Правда, у меня была скидка 50% на услуги. В месяц выходило 12 000 ₽. Если бы пользовалась местной сим-картой, потратила бы примерно 3500 ZAR⁣ (15 701 ₽).

Домашний интернет в стране тоже дорогой и не всегда стабильный. Оптоволоконные линии проложены только в крупных городах. В других районах люди вынуждены пользоваться мобильным интернетом. За тариф со скоростью загрузки 50 Мбит/с придется заплатить 699 ZAR⁣ (3135 ₽), а со скоростью 200 Мбит/с — 1099 ZAR⁣ (4930 ₽).

В ЮАР есть риск остаться без воды. Например, Кейптаун в 2018 году оказался на грани полного истощения водных ресурсов. Это произошло из-за засухи и устаревшей водоснабжающей инфраструктуры города: объема водохранилищ не хватало для нужд увеличивающегося населения. Ученые предупреждали о надвигающемся кризисе, но власти города их игнорировали. Политика экономии вводилась с опозданием, а меры по увеличению количества источников водоснабжения начали применять только в разгар кризиса.

Супруг в это время жил в Кейптауне и застал водный кризис. В период пика проблем с водой жителям города разрешали использовать 50 литров в день на человека. Власти строго контролировали потребление: останавливали подачу воды после превышения этого показателя. Если по техническим причинам сделать этого не получалось, наказывали штрафами 35⁠—⁠210 $⁣ (2943⁠—⁠17 663 ₽) тех, кто превышал потребление по итогам месяца. Данные узнавали по счетчикам. Этот объем включал воду для питья и технических нужд: мытья посуды, приготовления еды, личной гигиены и смыва в туалете. Последнее, к слову, ради экономии делали только раз в день.

В условиях дефицита появилось теневое «аквапредпринимательство»: люди из регионов, где не было проблем с водой, привозили ее в Кейптаун и продавали втридорога. Обеспеченные граждане устанавливали резервуары и покупали воду в промышленных объемах — это усугубляло неравенство в доступе.

Кроме того, начались случаи массового воровства воды. Люди настолько отчаялись, что стали сливать воду из частных бассейнов, скважин и даже пожарных гидрантов. Некоторые жители замечали, что уровень воды в их бассейнах падал гораздо быстрее, чем даже при жаркой погоде. Оказалось, что воры действовали ночью: они переливали воду с помощью насосов или вычерпывали ее в богатых районах просто ведрами.

Частные владельцы скважин тоже стали жертвами: колонки и резервуары вскрывали, а воду продавали на черном рынке. В ответ на это люди начали устанавливать на краны замки и сигнализации. Даже камеры наблюдения монтировали вокруг своих резервуаров.

В 2024 году вышла статья о проблемах с водой в Йоханнесбурге, крупнейшем городе ЮАР. Несмотря на заполненные водохранилища, вода подавалась нерегулярно. Это происходило и происходит из-за устаревшей инфраструктуры, плохого обслуживания, коррупции и отсутствия долгосрочного планирования.

От перебоев с водоснабжением страдают жители и обеспеченных, и бедных районов. Воду отключают на ночь, а иногда на пять — семь дней подряд. Некоторые вынуждены собирать воду из протекающих труб на улице. Власти ссылаются на жару и удары молний по насосной станции, но горожане считают, что это оправдания: проблемы с водоснабжением существуют уже около года.

Ситуацию усугубляют отключения электричества, которое питает насосные станции. В результате в Йоханнесбурге опасаются не только отключений света, но и воды. В городе даже появился термин water shedding по аналогии с load shedding. Если инфраструктура Йоханнесбурга не будет модернизирована, а потребление не сократится, город может повторить судьбу Кейптауна.

Из-за риска перебоев в водоснабжении в частных домах используют баки для хранения воды, чтобы иметь ее запас на случай отключений. Их наполняют из водопровода или собирают в них дождевую воду. В отдаленных сельских районах у многих домов нет централизованного водоснабжения, поэтому жители зависят от воды, которую собирают в эти баки во время дождей.

В ЮАР стоимость воды для домохозяйств варьируется в зависимости от региона, объема потребления и местных тарифов. Плата состоит из двух частей:

1. Первая — базовый тариф, который оплачивается вне зависимости от объема потребления. Чем больше диаметр трубы, по которой вода поступает в дом, тем выше тариф. Например, в Кейптауне действуют такие тарифы: за трубу 15 мм — 87,29 ZAR⁣ (391 ₽) в месяц, а за трубу 100 мм — 3896,67 ZAR⁣ (17 481 ₽).
2. Вторую часть платят за фактически потребленный объем. Действует прогрессивная шкала: стоимость увеличивается с ростом потребления. В Кейптауне при потреблении до 6 м³ придется заплатить 21,09 ZAR⁣ (94 ₽) за кубометр, а свыше 35 м³ — 72,68 ZAR⁣ (326 ₽).

Водоотведение и канализацию оплачивают отдельно. Цены зависят от объема потребления, потому что предполагается, что существенная доля возвращается в систему в виде сточных вод. Размер платы тоже рассчитывается по прогрессивной шкале: например, в Кейптауне при потреблении до 4,2 м³ она составит 18,53 ZAR⁣ (83 ₽), а при потреблении свыше 24,5 м³ — уже 56,26 ZAR⁣ (252 ₽).

Качество воды в стране разное. В крупных городах водопроводная считается безопасной, но в некоторых районах могут быть перебои с очисткой, поэтому люди сами устанавливают фильтры или покупают бутилированную — мы так и делали.

По моим ощущениям, в стране практически нет общественного транспорта. В большинстве городов отсутствуют метро, трамваи и надежные автобусные сети. Основной вид транспорта — личный автомобиль или маршрутные такси, которые представляют собой хаотично работающие частные перевозки.

Водители маршруток не следуют фиксированному расписанию, ездят агрессивно, часто нарушают правила и провоцируют аварии. Цена поездки на таком транспорте составляет 10⁠—⁠20 ZAR⁣ (44⁠—⁠89 ₽). Для тех, у кого нет машины, передвижение превращается в проблему: есть риск застрять в районе без возможности добраться до работы или домой. На дорогах я постоянно видела людей, которые ловят машину.

Однажды мне надо было добраться до Кейптауна из Плеттенберг-Бея. Расстояние между ними — 500 км. Официальных государственных маршрутов между городами нет. Муж работал и не мог меня отвезти. Мы кое-как нашли частную компанию, которая занимается такими перевозками, используя минивэн. Поездка обошлась примерно в 1000 ZAR⁣ (4486 ₽). Также в стране работает крупная транспортная компания Intercape, которая использует на маршрутах большие автобусы на 50–60 человек, но в тот момент информация о перевозчике нам не попадалась. Пришлось добираться на минивэне.

В ЮАР действуют разные сервисы заказа такси. Самые популярные — «Болт»  и «Убер»  . Поездка на расстояние 15 км обойдется примерно в 150 ZAR⁣ (672 ₽). Хотя передвижение такси отслеживается в приложении, такой вид транспорта не до конца безопасен: водители периодически грабят своих клиентов.

Пока мы жили в ЮАР, арендовали машину. В месяц платили за нее 5000 ZAR⁣ (22 431 ₽). Если бы в стране действовал нормальный общественный транспорт, тратиться не пришлось бы.

Государственная медицина в ЮАР находится в критическом состоянии. Больницы и клиники страдают от хронического недофинансирования, нехватки персонала и оборудования. Ожидание медицинской помощи нередко растягивается на недели или месяцы даже в экстренных случаях. Пациенты вынуждены ночевать в очередях, чтобы попасть на прием, а в больницах иногда не хватает даже базовых лекарств и расходных материалов. Из-за этого мой муж, который родился в ЮАР и прожил там много лет, никогда не обращался в государственную больницу.

Квалификация врачей также вызывает вопросы: из-за низких зарплат лучшие специалисты предпочитают работать в частном секторе или эмигрируют. Это приводит к тому, что в государственных больницах пациентов зачастую обслуживают молодые и неопытные доктора, не всегда способные оказать качественную помощь. По статистике, в ЮАР всего 8 врачей на 10 000 человек населения. Для сравнения: в России их 38.

Еще одна серьезная проблема — высокий уровень коррупции в сфере здравоохранения. Бюджеты разворовывают, медикаменты списывают, а оборудование часто выходит из строя из-за отсутствия должного технического обслуживания.

Те, кто может себе это позволить, обращаются в коммерческие клиники, но частная медицина в ЮАР недешевая: приходится покупать страховку, которая стоит 1127⁠—⁠9122 ZAR⁣ (5056⁠—⁠40 923 ₽) на человека в месяц в зависимости от страховой компании и суммы покрытия. Это делает качественное медицинское обслуживание недоступным для значительной части населения.

ЮАР омывают Атлантический и Индийский океаны, в которых водится множество обитателей, включая акул. У берегов Кейптауна, Дурбана и Порт-Элизабет встречаются большие белые акулы.

Нападения случаются нечасто: с 1905 года зафиксировали 248 случаев. Но риск стать пищей хищника все равно есть. В некоторых местах установлены сети и системы слежения за акулами, но они не дают полной защиты. Серферы и пловцы — главные жертвы, так как хищник может принять человека за добычу. Мой муж много лет занимался серфингом в ЮАР — во время заплывов он несколько раз встречал акул. Однажды им с другом чудом удалось спастись, но акула все-таки повредила ногу приятелю. В другой раз, когда муж отдыхал на воде, сидя на серфборде, прямо перед ним на высоту около метра вылетел морской котик: оказалось, так пара акул развлекалась со своей жертвой.

Когда мы гуляли по пляжу в пригороде Кейптауна, муж рассказал мне историю, которая стала городской легендой. Одна местная женщина много лет приходила на этот пляж по утрам, чтобы поплавать. Однажды она не вернулась, а в воде нашли только ее резиновую шапочку для плавания. Жители пригорода думают, что на нее напала акула.

В городке, где мы жили, я купалась в океане. Муж постоянно следил, чтобы я не заплывала слишком далеко — максимум на пять метров от берега. Он говорил, что на пляже периодически видят акул. Я думала, он преувеличивает, пока однажды мы не забрались на сопку, с которой виднелся этот пляж, — с высоты я заметила в воде силуэты акул. Они плавали всего в 15 метрах от берега. С тех пор желание купаться в океане пропало.

ЮАР — это страна, будущее в которой кажется мне зыбким. Из-за многочисленных экономических и социальных проблем, которые не решаются годами, непонятно, куда движется государство и не будет ли завтра еще хуже.

Когда я жила здесь, постоянно чувствовала, что страна стоит на месте или даже откатывается: электричество отключают все чаще, преступность растет, качество государственных услуг оставляет желать лучшего. Я не могла строить долгосрочные планы: например, решить, стоит ли покупать жилье. Смотрела на местных и друзей, которые здесь родились, и видела, что у многих из них те же мысли: никто не знает, что будет дальше, и все, у кого есть возможность уехать, рано или поздно об этом задумываются.

Я люблю ЮАР за красивые пустынные пляжи, необычную и величественную природу. Мы с мужем с радостью приезжаем в страну почти каждый год, чтобы провести там отпуск. Разговор о переезде в ЮАР насовсем поднимается в нашей семье постоянно. Но пока я не могу решиться: минусы серьезно перевешивают все хорошее.