«Каждый день молчания лишает части себя»: откуда у писателя право говорить
Этот текст написан в Сообществе, в нем сохранены авторский стиль и орфография
С чего вы вообще решили, что имеете право писать? Этот вопрос можно было бы проигнорировать, отмахнуться, усмехнуться, но меня он не отпускает.
Речь не о праве быть услышанным — не о той банальной декларации, что каждому человеку положен голос. Речь о другом: кто дал вам право говорить о боли, о зависимости, стыде, уязвимости — тех темах, от которых принято отводить взгляд. Кто позволил нарушить тишину тех, кто предпочитает спокойствие и не любит, когда их беспокоят?
Этот вопрос задают всякий раз, когда появляется текст, выбивающийся из общепринятого, в котором много личного, о котором можно сказать — слишком откровенно, то есть — слишком «некомфортно».
О Сообщнике Про
Писательница, литературный наставник, член Союза писателей Москвы. Окончила факультет журналистики МГИМО и более десяти лет работала в известных российских изданиях, включая Cosmopolitan. Основные произведения: «Бутылка», «Милые люди», «Лицо на белой стене».
Для меня таким текстом стала «Бутылка» — книга о женском алкоголизме, теме, о которой в обществе принято молчать, стыдиться, скрывать. Книга о том, как зависимость может быть скрыта за фасадом нормальной жизни. Для меня это не было легко, даже было болезненно, но мне это было нужно. Для меня писать об этом — не вопрос вдохновения, не поиск смысла, а необходимость.
Я считаю, что каждый день молчания лишает писателя части себя. Когда не высказано то, что болит, — боль начинает жить внутри, тихо разрушая.
Для многих авторов письмо — это не выбор, а способ сохранить себя: быть, дышать. И всё же страх остаётся. Потому что всякий раз, когда вы говорите вслух о том, что принято прятать, найдётся тот, кто осудит, кто скажет: «Зачем вы это рассказываете?» — потому что правда неудобна. Она выбивается из норм, требует внутренней работы, не даёт покоя.
Когда я писала «Бутылку», я говорила о том, о чём обычно не говорят. Я выносила на свет тему женского алкоголизма, которая часто остаётся за кадром, замалчивается или воспринимается как что-то постыдное. Я не просила разрешения — я писала, потому что иначе не могла. Я писала, чтобы пережить, чтобы освободиться. Я писала, чтобы другие могли услышать и понять, что они не одни.
Но писать — это не про разрешение, а про свободу. Про границу, которую ты проводишь сам: между собой и тем, что тебя разрушает.
Писать — значит выжить, сохранить в себе человека, не раствориться в боли, а превратить её в слово и тем самым осветить путь другим.
Да, право говорить — это ответственность. Тот, кто говорит честно, становится уязвимым. Тот, кто пишет, обнажается. Но именно эта уязвимость — и есть сила.
Я не прошу разрешения и не жду одобрения. Я говорю, потому что если промолчу — исчезну.
И потому что знаю: тот, кто не говорит о своей боли, никогда не узнает, что такое исцеление.
Каждый выбирает сам. Остаться в тени — безопасно. Но это та безопасность, которая со временем становится клеткой. Я выбрала быть услышанной. А вы?