«Первые деньги я заработала в 15 лет»: 11 вопро­сов Соне Шац о финансовой сепарации

Иногда кажется, что детям известных и состоятельных родителей можно вообще не работать.

На самом деле связи и слава родителей могут и помогать, и мешать. В новом выпуске подкаста «План Б» о двух сторонах медали мы поговорили с Соней Шац, композитором, подкастером и дочерью телеведущих Михаила Шаца* и Татьяны Лазаревой*.

— Где ты сейчас живешь?

— Я живу в Лиссабоне, столице Португалии, и оказалась здесь почти три года назад — теперь это мой новый дом.

Все произошло быстро. В марте 2022 года я уехала из России сначала в Испанию: это было самое понятное направление, потому что там живет моя мама. Это был скорее порыв: просто приехать, увидеться, обняться. Но когда стало понятно, что задержусь надолго, мы с молодым человеком начали думать, куда двигаться дальше.

Моя мама живет в небольшом испанском городке Марбелья, а там больше вайб стареть, чем жить в 23 года: пляж, набережные, пенсионеры. Мы поняли, что это не совсем наше, и решили отправиться в небольшое путешествие по Испании, посмотреть, какие еще есть варианты. В итоге доехали до Португалии, потому что в Лиссабоне уже около полугода жил мой старший брат.

Лето 2022, мы приезжаем в Лиссабон — вокруг классное комьюнити людей, творческие, веселые, немного пьяные, и мы посмотрели на них и подумали: «А давай попробуем». В итоге за месяц мы собрали вещи и переехали из Испании сюда.

— Как ты зарабатываешь?

— У меня странные отношения с финансами: я люблю структурность, чтобы все было по местам, но эмиграция вначале — это скорее про «соберем монеточки, посчитаем копеечки и постараемся не уйти в минус к концу месяца». Было тяжело.

На данный момент у меня нет стабильного заработка — можно сказать, нахожусь в небольшом декрете. Поэтому весь этот год я работала проектно, чтобы сформировать запас денег.

До этого у меня была постоянная работа по найму в американском криптостартапе — я занималась маркетингом и получала 2000 $⁣ (200 000 ₽)  в месяц. Тогда я только приехала в Испанию, все было иначе. Я только начинала свой путь в музыке, на «Ютубе», да и в целом искала себя.

Параллельно я развивалась как продюсер съемок, запускала подкасты и занималась музыкой. И вот, к весне 2024, наконец-то смогла уйти из найма, потому что эта работа меня дико бесила, крипту я так и не поняла и вообще до сих пор не знаю, как туда попала.

Летом я полностью ушла в подкасты, музыку, ведение передач и блогерскую деятельность. Теперь мой доход — это все, что подвернется под руку. Мы всегда говорим «да», редко отказываемся.

Что касается финансовой структуры, рабочие вопросы — это «Эксель», сметы, таблички. Личные финансы я веду в приложении «Баланс» — там можно помечать категории трат и в конце месяца смотреть, куда ушли деньги. Кстати, недавно узнала, что существуют соревнования по «Экселю». Думаю, если бы их участники увидели мои таблицы, они бы не обрадовались, но для моей работы этого достаточно.

— Как формировалось твое отношение к деньгам?

— Когда я родилась, мои родители находились, наверное, на пике или восходили на пик своей телевизионной карьеры. Это были большие деньги и большие возможности в плане путешествий, персонала, образования и досуга.

При этом им удалось сохранить в нас с братом адекватность в плане потребления. Мы знали, что всегда можем пойти в новую секцию, кружок, на танцы, в конный спорт — нас поддержат. Финансы не стояли между желанием чем-то заниматься и возможностью это делать. Также было понимание, что если чего-то хочешь, можно попросить — и, скорее всего, тебе это подарят. Но я не помню за собой расточительства. Просто жила в комфорте, зная, что могу положиться на двух взрослых, которые несут за меня ответственность.

А потом случился 2014 год и ситуация в семье резко поменялась. Я на тот момент уехала учиться в Англию — только приехала туда, и все изменилось. Вдруг оказалось, что мое обучение — это, по сути, все, что родители могут себе позволить. Появились серьезные лимиты на траты, сокращения бюджетов на переезды и прочее. Конечно, к этому нужно было привыкнуть, но мы все адаптировались.

— Как у вас в семье были устроены денежные отношения?

— Я точно помню, что деньги — это папа. У мамы, как и у меня, деньги появляются и превращаются во что-то. А папа более структурный. Я помню, что и в их рабочем тандеме он отвечал за подписание контрактов и так далее.

Не помню, давали ли нам карманные деньги, но так как родители много работали, вокруг нас был персонал: няни, водители. И деньги, насколько я помню, брали у них. Видимо, им выделяли какой-то бюджет на бензин и прочее, и часть из этого расходовалась, если детям что-то было нужно.

Я еще помню, что лет в десять у меня уже было ощущение, что у нас есть чуть больше, чем других, и я постоянно что-то покупала всем. Если шла на танцы, после тренировки мы выходили с ребятами в магазин и я покупала всем мороженое.

Но в целом я даже не помню, на что мне тогда вообще нужны были деньги. Наверное, потому, что, если что-то было нужно, я просто просила у папы, особенно когда постарше стала.

А потом, когда я уехала в 13—14 лет в Англию и настал сложный период, появились серьезные разговоры. Мы с родителями считали мой прожиточный минимум: я жила в пансионате, но по выходным хотелось выйти, выпить кофе, что-то купить. Тогда у меня появился четкий максимум в месяц, за который я не должна была выходить. Это все обсуждалось и планировалось вместе.

— Как ощущалось то, что доход семьи выше среднего?

— В школе — никак. В четвертом классе я пришла в «Золотое сечение», это была частная школа, и там все были примерно одного уровня достатка. Многие приезжали на машинах с водителями, это не выглядело странно.

Разница проявлялась в кружках после школы. Меня не отдавали в элитную академию по танцам — я просто находила тренера, который мне нравился, и ходила к нему. И вот там разница уже ощущалась. Думаю, что все эти покупки мороженого — это была моя попытка сгладить неловкость.

Мне было некомфортно, что меня привозят на машине, а ровесники едут на метро или автобусе. Я чувствовала себя как-то не так и пыталась сгладить это: у меня есть деньги — всем мороженое, есть водитель — всех довезем. У нас был минивэн, потому что семья большая, нас пятеро. И я помню, что всегда набивалась куча народу, кого-то до метро довозили, кого-то еще куда-то. Так мне было проще принять свою ситуацию.

А потом, уже ближе к подростковому возрасту, начался бунт: «Господи, да я что, не могу на метро доехать до школы? Кто я вообще такая?» В какой-то момент я просто сказала: «Не нужны мне ваши водители, у меня есть троллейбус».

— Известность родителей скорее помогает или мешает?

— Помогает. Особенно когда я начала работать, ведь мне всегда было интересно то поле, в котором они находились, — телевидение, съемки. Это меня манило, привлекало. Плюс я выбрала нестандартный путь: у меня нет высшего образования, я окончила школу в Англии, уехала оттуда — и с этого момента началась моя работа.

Когда я вернулась в Москву и попыталась пойти в продакшен, видео и все, что с этим связано, оказалось сложно. Фамилия давала какое-то снисходительное отношение, постоянные комментарии. Это создавало много сомнений: я здесь потому, что я реально работоспособная и у меня есть мозги, или просто потому, что у меня такая фамилия?

Период с 18 лет, когда я вернулась в Россию и начала работать, был для меня сложным. Я пыталась выйти из этой тени. При этом кино — такая сфера, где без знакомств сложно. Если ты не окончил ВГИК, если у тебя нет четкого пути, ты просто приезжаешь в Москву и думаешь: «Блин, я бы хотела что-то снимать». Но не понимаешь, куда писать. Конечно, глупо было бы не воспользоваться связями родителей. Мои первые подработки и встречи случились благодаря их контактам: «Свяжись, есть стажировка», «Вот работа за 20 тысяч».

В начале, когда ты в себе не уверен, кажется: «Ну вот, меня взяли по звонку». Но со временем я поняла, что показываю результат, что у меня есть свои победы и повышения. Полностью выйти из этой тени получилось только в эмиграции.

Еще в Москве мы с папой начали делать подкаст «Папа, закрой дверь», и я чувствовала себя третьей лишней: «Найдите слона в комнате, вот он я». Тогда меня никто не знал и казалось, что я тут по блату. Но потом, когда я переехала, стало легче. Начались собственные проекты, за которыми стою только я. Не было никого, кто мне помог или что-то организовал.

Ты постепенно собираешь уверенность по кирпичикам, и в итоге сейчас я четко понимаю: я это я, они это они.

Есть и другая сторона — психологическая. Ты растешь в дефиците внимания. Не потому, что тебя не любят, просто родители много работают. В детстве я редко их видела, отпраздновать с ними Новый год было чем-то невероятным — впервые это случилось, когда мне было лет пять.

— Как вы с отцом делили гонорар с подкаста?

— Первый сезон шоу мы снимали в Москве, это был проект большой продакшен-студии. Мы выходили на крупном ютуб-канале со значительными рекламными контрактами и большими просмотрами. Заработок делили с папой поровну, так как у нас была одинаковая вовлеченность. Это не изменилось и в последующие сезоны. Но после переезда бюджеты на рекламу сильно уменьшились, а расходы на продакшен возросли.

Затем реклама пропала, потому что у папы почетное звание иностранного агента, что сильно усложнило ситуацию с заработком на «Ютубе». В итоге моя роль изменилась и я начала брать на себя обязанности исполнительного продюсера. Третий сезон был полностью спродюсирован мной и моей командой в Лиссабоне. Но это никак не повлияло на наш с отцом заработок, так как он оставался основным медийным лицом проекта и его вовлеченность была важной для успеха. Он продолжал помогать с гостями, а я брала на себя организационные вопросы.

В Москве я один раз получила зарплату за сезон — это было очень приятно, и я почувствовала, что, возможно, это станет постоянной занятостью. Я даже вспомнила момент, когда купила себе дорогую куртку за 36 тысяч рублей от Monochrome и Reebok, которая была для меня символом того, что я могу позволить себе такие траты. Куртка до сих пор лежит у мамы в Испании: здесь такие пуховики не нужны.

— Какое образование ты хотела бы получить и кем работать в будущем?

— Я не уверена, кем еще могла бы работать, но мне кажется, что это было бы связано с организацией процессов. В принципе, продюсер — это просто менеджер, который организует определенные процессы, и если убрать съемки, я могла бы работать в сфере организации мероприятий. Я как раз начинала с личного ассистирования и помощи с тайм-менеджментом разным участникам съемок. Это точно не связано с высшим образованием.

Что касается высшего образования, я считаю, что оно необязательно для меня. Я думаю, что оно нужно медикам. После учебы в школе мне было интересно работать и брать на себя ответственность. Я всегда больше интересовалась работой с людьми старше меня, а не теоретическим обучением. Часто думаю, в какой университет я могла бы поступить, но все навыки, которые у меня есть, — это школа жизни, и таких вузов или курсов я на тот момент не знала.

Сейчас ситуация изменилась, ведь есть микрокурсы и онлайн-обучение. Это круто, потому что можно быстро освоить конкретные навыки, не тратя годы. Например, я сейчас учусь продюсировать музыку, изучаю процесс с другой стороны, и это мне интересно, потому что я понимаю, зачем мне это нужно и почему.

— Планируешь ли зарабатывать на музыке?

— Да, пока удается получать небольшие деньги: роялти от прослушиваний как паблишинг-артист. Когда я только начинала карьеру артистки, первая песня принесла около 30 $⁣ (2700 ₽) за год, сейчас я зарабатываю на музыке около 200 $⁣ (17 000 ₽) в месяц. Это скромные деньги, но они есть, и я рассматриваю их как пассивный доход. Чаще всего я использую эти деньги для возвращения в музыку — например, оплачиваю съемки или подписку на программы.

У нас недавно был первый микротур с двумя концертами в Испании, и я вышла в небольшой минус — 30—40 €. Тем не менее для меня это было круто, потому что я вообще не ожидала, что получится хотя бы не потерять деньги. Этот опыт показал, что можно проработать логистику так, чтобы избежать минусов и даже выйти в плюс.

Кроме того, я попробовала запустить мерч. Сперва я сомневалась: кто купит футболку с текстом моей песни? В итоге взяла деньги, которые заработала на музыке, и вложила их в дизайн и производство 15 футболок. Я поставила цену в 40 € за футболку, хотя билет на концерт стоил 30 €. Весь мерч раскупили.

Сейчас я пытаюсь развить производство мерча, чтобы добавить еще одну статью дохода. Но пока что я все заработанные деньги заново вкладываю в музыку. Это не такой значительный доход, который влияет на мою жизнь, а скорее шаг к тому, чтобы зарабатывать больше в будущем.

— Как прошла финансовая сепарация от родителей?

— Для меня сепарация не означает полного отказа от помощи родителей. Например, если мама хочет купить мне что-то приятное или подарить абонемент в зал, я не отказываюсь. Но брать деньги на жизнь — это закончилось примерно в 18 лет.

Первые деньги я заработала в 15 лет во время своей поездки в Испанию, работала аниматором на праздниках. Помню, как за праздник мне заплатили 50 € и я принесла их папе. Этот момент многое перевернул во мне: пришло осознание, что деньги, заработанные самостоятельно, можно тратить на себя без вопросов. Мне захотелось финансовой независимости, чтобы не просить, не отчитываться.

Когда я окончила школу, я снова поехала в Испанию, но уже на более высокую должность: помогала с организацией мероприятий, перевозила людей, так как у меня уже были права. Это позволило мне прожить лето на свои деньги и скопить сумму на первое самостоятельное путешествие по Европе. Мы с подругой поехали с рюкзаками, и я смогла полностью оплатить поездку из собственных сбережений.

После этого я вернулась в Россию, где начались первые попытки работать уже в более серьезных местах. Родители помогали мне устраиваться на стажировки, но первые зарплаты были небольшими — 20 000 ₽ в месяц. В то время у родителей тоже были непростые времена, и мне было стыдно просить у них деньги. Но иногда папа все же что-то подкидывал, и в общей сложности мой бюджет тогда составлял около 50 000 ₽ рублей в месяц. Это было немного для жизни в Москве, поэтому я ходила на работу пешком и старалась экономить.

Постепенно я начала продвигаться по карьерной лестнице. Помню момент, когда я впервые преодолела себя и попросила начальника повысить мне зарплату. Это стало переломной точкой: я поняла, что могу зарабатывать достаточно, чтобы обеспечивать себя полностью. Тогда я окончательно почувствовала, что встаю на ноги.

— Как тебе дался переход от финансово беззаботного детства к взрослению?

— Для меня переход смягчился из-за обстоятельств. Как только произошел первый серьезный удар по финансовому положению родителей, я уехала в Англию, в пансионат католической школы для девочек. Там у меня было достаточно своего стресса, с которым нужно было разбираться.

Ну и ты живешь в школе, у тебя нет необходимости тратить деньги каждый день. У тебя есть еда, есть где спать, есть форма. Какие-то дополнительные траты были только по выходным, но и то — мы жили в двух с половиной часах от Лондона, вокруг овцы и поля. Ну на что там тратить деньги? Разве что на кофе или горячий шоколад, чтобы выпить его вне своей каморки.

Мне кажется, это мне даже помогло: мой стресс просто сменился другим стрессом. Мы как семья потеряли свое положение, но у меня не было времени об этом думать. Я была в чужой стране, среди людей, которые говорили на непонятном мне языке, окружена англичанами до мозга костей. И вот с этим я уже разбиралась сама.

Наверное, во мне тогда сработал механизм, который стал большой мотивацией, — желание доказать, что я могу сама. Оно подтолкнуло меня зарабатывать самой, хотеть иметь собственные деньги, чтобы было понятно: это мои деньги, я их заработала, мне их никто не дал. Все наложилось друг на друга, и какого-то острого стресса я не чувствовала.

Ну и, конечно, важно понимать, что когда я вернулась в Москву, я жила в прекрасной квартире в центре, которую родители успели купить. Это был их дом — хороший, теплый, уютный. Поэтому не было ощущения, что мы доедаем последний кусок хлеба.